Творчество наших авторов

[Val]

Для начала, наверное, можно было бы попросить наших авторов перенести сюда то, что они помещали на форум ранее...

[Ученик]

На днях Микеланджело Буонарроти читала.

Тоже почитал, но лучше того, что ты написала не нашёл... трагизм и драматизм давят.
Хотя в Италии мне больше всего Флоренция понравилась, там столько света.
Как скульптор и живописец он более чем гармоничен. (может, конечно, перевод не адекватен)
* * *

Природа! Сохрани от человека

И человека тоже сохрани.
* * *

Хотя бы эту Тайну Бытия!

Любить, творить и счастье находить.

Жизнь - есть духовное начало
И Дух стоит на страже бытия;
Любовь их родила, потом венчала
И завещала путь в свои края.

И суть приоткрывая понемногу,
Что б голову ребёнку не вскружить,
Она пришла явить ему дорогу...
Любить, творить и счастье находить.

[Магнит]

Не оборвется жизнь, останеться в нас,
Запомним ее каждый миг, каждый час,
Когда мы любили, когда мы страдали,
Когда мы на подвиг детей посылали.

"Солдатами" были мы, ими остались,
Так наши сердца в жгут любви завязались.
Открой свое серце, не нужны затворы
Впусти туда Мир, не закрыться от боли...

март 2008
Ученик

И человека тоже сохрани.

То, что оная часть человечества сохранят, дело решенное...
Шутливый стишок на эту тему:

Человечество умрет,
Ведь не зря из года в год
То год свиньи, то крысы.
А где же Человека год?

[Магнит]

Между нами незримая связь
Из тончайшей нервущейся нити.
Для тебя я звездою зажглась
Ты души моей тайный хранитель.

Это таинство новых земель,
Освященное кровью и болью.
Это странный загадочный Свет,
Кем-то прозванный словом-любовью.

Не зови. Я узнаю сама
Если плохо тебе. Если худо,
Ты коснись меня мыслью едва-
И с тобою, с тобою я буду.

Кто б не ставил меж нами преград
Я все думаю больше о Боге...
Если вдруг занесет тебя в ад,
Подожди меня там. Я- в дороге...

[Ученик]

Скажите ангелу спасибо

Какие узы нас связали,
Какие музы нам поют...
Ещё друг друга не узнали,
Но душу сердцу отдают.

Скажите ангелу спасибо
За общность мыслей в тишине,
За то, что небо так красиво,
За то, что ты явилась мне.

И это таинство блаженно
Как боль, как радость, как река;
Как пламя жизни совершенно,
Хоть непонятно нам пока.

Но свет не гаснет твой глубинный,
Теплом обьят небесный взгляд,
Огонь пылает сердцевинный,
И обжигает всех подряд.

[Магнит]

Твой стих отозвался во мне этой песней.....(такая красивая женщина, испортили ее красками немножко )

[возвращение надежды]

(пусть повисит недельку)
*******************************************************
Из моих дневников.
«Батюшка».

Старики Мария Александровна и Петр Петрович, ветераны войны, обоим почти по девяносто лет, стояли в коридоре своей квартиры и провожали меня домой. Так сложилось, что эти давние друзья моих дедушки и бабушки, живут в Москве, и я стараюсь их почаще навещать.
- На могилке-то у бабушки, у Юлии Сергеевны, была? – Мария Александровна повернулась ко мне всем корпусом. Уже лет пять как она совершенно ослепла, но никак не может привыкнуть к этому.
- Была, была на родительскую субботу.
- Ну и как там она, лежит?
- Угу, лежит. Мы еще кое-что там подкрасили, цветы обновили, - я уже обула туфли и взяла сумку.
- Ну, поедешь, низкий поклон ей. А я вот все еще живу, - Мария Александровна горемычно вздохнула. – Не берет меня Бог что-то, Анка.
- Когда время придет, возьмет, не переживайте, - я опасливо глянула на Петра Петровича, но было уже поздно.
- Опять ты за свое, Маша, - его кулаки сжались, на лице появилась презрительная ухмылка. – Чтоб я слова БОГ не слышал!!!
- Ну, ладно, пойду, пожалуй, - я заспешила к выходу.
- Анка, а, Анка, - Мария Александровна всю жизнь меня называет так. Никто, кроме нее, никогда не звал меня Анкой. – Ты мне священника приведи, а? Видишь, сама не хожу. Слепая. И ноги только от кровати до туалета еле-еле носят.
- Это еще зачем? Пятьдесят лет без попОв жили и дальше проживем! – Петр Петрович всем своим телом попытался закрыть проход в дверь, оттеснив меня от жены. – Ты иди, Ань, иди. Спасибо, что заходишь, не забываешь.
- Не болейте, берегите друг друга. Если что надо, звоните, - я вышла к лифту и услышала отчаянный крик Марии Александровны.
- Привези, Анка, слышишь! Ведь умру без причастия! Страшно! Привези мне священника!
Петр Петрович с грохотом закрыл железную дверь.
Мдя… а если бы я не работала, не служила в храме? То к кому, к кому бы ей обратиться? А с другой стороны, Петр Петрович – непримиримый атеист, полковник и… верный муж. Уже лет шестьдесят-шестьдесят пять они вместе вроде. Как же без его согласия? Как без его вЕдома батюшку приведу? Икон в доме нет. Только выцветшую репродукцию из старого «Огонька» с изображением Сикстинской мадонны Петр Петрович разрешил Марии Александровне повесить над своей кроватью. Дескать, все равно слепая, не увидит, что картинка не православная. Что же делать?
С этими грустными мыслями я и пришла в свою церковь. После трапезы завела разговор с батюшкой (назовем его отец И.) о том, что волнует.
- Ну, Анна Петровна, а Петр Петрович всегда дома бывает? Может на дачу ездит или к детям? – отец И. почему-то упорно зовет меня вот так официально, по имени-отчеству, хотя и по статусу, и по возрасту, да и вообще… мог бы давно уж называть по имени. Мне всегда отчаянно кажется, что таким образом батюшка возводит некую дистанцию, четко проводит границу, чтобы отношения были максимум официальными, без дружеских контактов или оттенков родства. Поначалу меня это коробило, даже несколько обижало, когда других служащих или прихожан отец И. называл по имени, а меня лишь с официозом. Потом начала привыкать, но чувство, что своей я так и не стала, осталось все же где-то глубоко-глубоко в душЕ, чувство, что я чужая, то есть где-то снаружи тех отношений, которые обычно присущи именно этому батюшке, которого негласно у нас в церкви называют «наше солнышко». Называют за бесконечную доброту, за умение сострадать людям, за редкое теперь чувство сопричастности к бедам людей, за открытое сердце и за некоторую детскость что ли в поведении, за наивность миропонимания, за умении жить чувствами, душой, не разумом и расчетом.
- Нет, батюшка, никуда он не ездит, голова у него кружится, давление и что-то с сосудами, кажется. В общем, старость, наверное. Так что никаких вариантов, чтобы поисповедовать и причастить рабу Божью Марию нету, - я грустно покачала головой.
- Ну как же нету? Ай, Анна Петровна, Вы же в храме работаете. Надо усиленно за нее Богу помолиться, за Петра Петровича тоже. Они оба крещеные?
- Угу.
- Ну, вот. Помолитесь за них, попросите, чтобы Бог эту ситуацию разрешил.
- По милости и мудрости управил?
- Вот-вот, по милости и мудрости, - батюшка улыбнулся и вышел из трапезной.
А через три дня раздался утром телефонный звонок. Петр Петрович деловито покашлял и каким-то не своим голосом сказал:
- Ань, я сейчас трубку Марии Александровне дам.
- Что случилось?
- Сейчас сама все расскажет.
Я переложила трубку поудобнее. Занервничала.
- Анка, здравствуй.
- Здравствуйте, Мария Александровна.
- Анка, я упала сильно, вся побилась, - старческий голос Марии Александровны задрожал, она расплакалась. – Анка, милый мой человечек. Я тебя прошу Христа ради. Приезжай скорей, а то даже дышать трудно, рёбра болят и левый бок.
- Мария Александровна, я приеду, конечно. А Скорую вызывали? Что доктор сказал-то? Или может мне за какими врачами сбегать? А?
- Никого мне не надо. Только умоляю тебя, приведи мне скорей священника, - Мария Александровна опять начала плакать и отдала трубку мужу.
- Петр Петрович, а Вы не будете возражать, если я батюшку приведу?
- Да веди, что ж делать-то… надо… просит.
- А когда лучше?
- Сейчас врачи придут, ну после обеда приезжайте, часа в три.
- Хорошо, приедем, - я еще секунд десять слушала короткие гудки, лишь потом сообразила позвонить в храм.
После службы, молебна и прочих дел отец И. сказал, что сейчас поедем. Мы минут десять ходили вокруг церкви, он подробно выяснял у меня все, что касается семьи Марии Александровны и Петра Петровича. О детях и внуках, о житье-бытье, об их отношении к православию вообще и к священникам в частности, о материальном положении их, о наших взаимоотношениях и о прочем, прочем, прочем… Среди вороха информации я сообщила, что во время войны Мария Александровна была разведчицей, Петр Петрович тоже служил в разведроте, потом стал комендантом какого-то немецкого города, дослужился до полковника. Кажется, пограничник он. Сейчас оба на заслуженном отдыхе. Петр Петрович – член совета ветеранов то ли района, то ли округа. Мария Александровна родилась в Шуе, в верующей семье. Она вынуждена была всю жизнь скрывать это, поскольку и времена были лихие, и Петр Петрович на дух не переносил религию, твердо считая ее опиумом для народа, средством одурманивания беднейших слоев населения и вообще делом, не совместимым с политикой коммунистической партии, в рядах которой он состоял всю жизнь, даже возглавлял какой-то политотдел. Честно говоря, я даже не знаю, носил ли он когда-нибудь крестик, поскольку Петр Петрович всегда ходит в застегнутой наглухо, чаще военной, рубашке, даже в самую жару.
Батюшка взял все необходимое для причастия, и мы сели в его машину. Хотя, машиной этот автомобиль назвать довольно сложно, слишком он уже старый и развалившийся. Ржавчина поела все, что могла съесть, цвет стал серо-неопределенным. Короче говоря, эта «убитая» четверка производила впечатление груды металлолома. Но вот что было совершенно удивительно, так это то, что мы ее любим. Да! Все работники храма относятся с нежностью и лаской к этой машинке. Она будто живая. Батюшка ставит ее на заднем дворе церкви под дерево, где насыпан щебень и растет трава. И эта милая четверка, как старый верный пес, всегда ждет своего хозяина. Когда я подхожу к храму, то в первую очередь стараюсь заглянуть, на месте ли машина отца И.. И если она на месте, то в душЕ появляется такое странно щемящее чувство любви и спокойствия, какого никогда я не испытывала прежде от обычного металлического предмета на колесах.
В общем, мы сели в машинку и поехали к старикам.
Петр Петрович открыл дверь, довольно живо оглядел батюшку с головы до ног, перебросился со мной парой фраз и проводил в комнату к Марии Александровне. Бедная старушка лежала на кровати. Батюшка приступил к Таинству, и мы с Петром Петровичем вышли.
Эх, Петр Петрович, Петр Петрович! Ну не сиделось ему на месте! Так и норовил подслушать то, что творилось за закрытой дверью.
- Петр Петрович, нельзя Вам слушать. Ведь исповедь – дело сугубо личное. Это же тайны душИ раскрываются, - пыталась я его увещевать.
- А ничего страшного, я только чуть-чуть послушаю, - Петр Петрович приложил ухо к двери.
- Петр Петрович, а Петр Петрович! Так ведь и чуть-чуть нельзя!
- А я просто газетку вот тут возьму, рядом.
- Ну а сейчас что? Опять газетку? – я укоризненно качала головой.
- Да что она там такое ему рассказывает-то, что мне послушать нельзя? – старый полковник в военных брюках от досады и раздражения даже сжал кулаки.
- Ну, - я задумалась, подбирая слова. – Мало ли что. Не нашего это ума дело. Таинство оно и есть таинство.
- Гм… таинство, - Петр Петрович зашагал в направлении закрытой двери. – Я тут вот коврик поправлю.
И он снова приложился ухом. Я почувствовала, что срочно должна что-то предпринять.
- Петр Петрович, а можно я с Вами тут вот поговорю немножко? – я указала на свободное пространство рядом со мной на диване, куда падают теплые яркие солнечные лучики. – Мне вот интересно, что за книжки у Вас в шкафу. Расскажете?
Петр Петрович подошел и посмотрел на книжный шкаф. Конечно же, он понял мою уловку, но шанс показать себя интересным человеком и толковым собеседником тоже упускать не хотел (прости меня, Господи, что использовала эту слабость забытых ныне стариков – дефицит общения, невостребованность делают их падкими на любую граммульку человеческого внимания). Петр Петрович стал мне рассказывать о книгах, некоторые из которых я уже читала. Пришлось искусственно на ходу придумывать вопросы, на которые невозможно дать однозначный ответ типа «да» или «нет». Через некоторое время внимание Петра Петровича снова привлекли звуки, доносящиеся из-за закрытой двери.
- Ну, я пойду там гляну, не открылась ли форточка, - он решительно прошмыгнул в сторону спальни Марии Александровны.
- Исповедь ведь, Петр Петрович! – я уже отчаянно схватила его за руку и почти с усилием усадила рядом с собой. Что же делать?! – А Вы не хотите исповедоваться? – брякнула я первое попавшееся, что пришло в голову, только бы спасти положение.
- Я?! Исповедоваться?!! – глаза Петра Петровича округлились. – Да у меня грехов нету!
Ветеран выпрямился, приосанился и с гордым видом посмотрел на меня (я к тому времени уже пересела пониже дивана Петра Петровича на скамеечку для ног).
- Так таки и нету?
- Нету! Я чист абсолютно. На войне лишь убивал. Сколько убил, не знаю. Орденов и медалей много. Заслужил. Это разве грех? – он глянул на меня сверху вниз.
- Ну, думаю, что это воинский долг – защита Отечества. Иначе и Сергий Радонежский Дмитрия Донского на битву не благословил бы.
- Вот! И я говорю, что убить врага – не грех, - Петр Петрович довольно подытожил наш небольшой диалог.
Мы несколько секунд посидели молча. Я лихорадочно искала новую тему для беседы, как вдруг сам Петр Петрович помог, заговорил.
- А вот я тебе, Ань, сейчас расскажу, как я собственноручно двух фашистов зарезал.
Я обалдело уставилась на стоптанные тапки старого вояки… А! Пусть себе рассказывает, лишь бы батюшке и жене не мешал. Я обреченно кивнула головой.
- Так вот. Патроны кончились, остался у меня один штык-нож, а тут фриц в наш окоп прыгнул. Ну, я этот штык-нож ему между ребер и вставил. Далеко зашел, с хрустом, по самую кисть, - Петр Петрович заговорщецки мне подмигнул. – Я его еще там повращал. Для верности! – Петр Петрович удовлетворенно откинулся на спинку дивана. – Ох и крови было! Фриц хрипел-хрипел, глаза выпучил, а потом затих. Второй был офицер. Мы в их штаб ворвались. Стрелять нельзя было, слышно. Я тогда тоже штык-ножом действовал. А немец живучий оказался. Пришлось его несколько раз пырнуть. Проткнуть то есть. Всё брюхо ему в решето, - видно было, что эти воспоминания вызывают у рассказчика явное наслаждение. У меня в ушах тихо зазвенело, голова закружилась. Еле сдержала приступ дурноты. Как сквозь вату уже услышала голос Петра Петровича:
- И ты знаешь, Ань, вот сколько лет после войны прошло, а именно эти эпизоды ярче всего в памяти остались.
Он довольно хлопнул себя по коленкам и встал.
- Ну ладно, пора бы уж им и заканчивать, - полковник ожидающе посмотрел на дверь. – Видишь, Аня, мне и исповедоваться-то не надо, я же говорил, что грехов на мне нету. А война все спишет, за Родину мы, значит, за Отечество их резали, - и Петр Петрович сделал движение рукой, будто всаживает свой штык-нож в человека. – Вот такой нож примерно, - зачем-то добавил он и развел руки как рыбак, обозначающий размер пойманной рыбы.
В этот момент дверь отворилась, батюшка вышел из комнаты. Стал собираться. Петр Петрович попытался дать ему денег, но отец И. решительно отклонил эту попытку. Я попрощалась с Марией Александровной, полковником. Вышли из квартиры. Я вызвала лифт. Молча спустились вниз, вышли на улицу и сели в машину.
- Спасибо Вам, батюшка.
- Да не за что.
- Ну как, все же легко стало, как груз с плеч.
- А…, - батюшка был какой-то задумчивый. – Это хорошо.
Отец И. стал заводить свою верную машинку, и вдруг небо потемнело, набежала черная туча, и с небес пошел ливень!
Целые потоки дождя не щадили старое железо, щедро поливая мою правую руку, правую щеку и волосы (закрыть окно было просто невозможно, поскольку машина стояла на солнце и сильно перегрелась. В ней нечем было дышать). Отец И. вырулил из дворов на прямую улицу. Мы медленно поехали в сторону храма. Улица моментально превратилась в бурную реку, дворники не справлялись со стеклом, а моя кофточка продолжала неумолимо промокать. Кажется, намокла уже и юбка. Стало зябко. Батюшка молчал. Надев очки, стал пристально всматриваться в дорогу. Впереди на светофоре что-то произошло, мы попали не в тот ряд, начинался московский час-пик, и наша машинка застряла…
Я замерзла. Пришлось закрыть окно. В голове от духоты поплыли круги, закатившиеся глаза немецких солдат, окровавленный штык-нож. Я помотала головой из стороны в сторону. Вдруг батюшка посмотрел на меня и… его будто включили, как включается неожиданно и громко звук в плеере. Слова лились в унисон дождевым потокам на лобовом стекле.
- А знаете, Анна Петровна, нет. Не так! Знаешь, Ань, а ведь это не ты мне должна спасибо говорить, а я тебе.
- За что? – я удивилась и посмотрела в радостные глаза отца И..
- Да за этого человечка! За Марию Александровну. В жизни своей я не встречал более светлую личность! – батюшка возбужденно схватился за руль. – Ты даже себе не представляешь, какой ты мне праздник устроила сегодня!
- Ну…я это…гм…того…Она хорошая, Мария Александровна, да. Согласна.
- Нет, Ань, она не просто хорошая. Ты не понимаешь. Я тебе всего не могу сказать, конечно. Но вот такие моменты. Во-первых, она в храме не была лет пятьдесят-шестьдесят. А абсолютно точно помнит, что и где там расположено, что и как называется, предназначение церковной утвари и многое другое! А ведь у нее в доме даже книжечки подобного содержания нету. Ты представляешь себе! То есть этот светлый человечек постоянно в своей голове прокручивает старинную информацию, не дает ей уйти! Да и поговорить она об этом с мужем не может. Я так понял?
- Угу, он атеист…вроде.
- Вот-вот. Не собеседник. Кстати, а крепкий Петр Петрович старичок. Я бы ему больше семидесяти ни за что не дал.
Я посмотрела на седые волосы отца И., вспомнила чуть побеленную голову Петра Петровича и его молодецкую выправку.
- Пожалуй, Вы правы, батюшка.
- А второй момент, Ань, это вообще непостижимо!!! Ведь Мария Александровна читала со мной вместе все молитвы! Я ее спросил об этом, а она говорит, что каждый день просебя читает не только «Отце наш», но и все, что помнит. Ты только представь! Пятьдесят лет не сметь ни в церковь пойти, ни молитву вслух произнести! И при этом все помнить! – батюшка улыбался той счастливой улыбкой, которая бывает только у абсолютно открытых миру детей, безгрешных, любящих, доверяющих и радостных. – Понимаешь, Ань, она веру в душЕ сохранила. Пронесла в своем сердце через всю жизнь. Не благодаря, а вопреки…
Я молча провела рукой по лобовому стеклу. Туча на небе также внезапно исчезла, как и появилась. Ярко стрельнул луч солнца. Отец И. завел машину, мы тронулись с места.
Подъезжая к храму, солнце уже светило вовсю, небо было пронзительно голубым.
- Ну, вот мы и приехали, Аня, - и батюшка заглушил мотор.


Королева А.П.
18 июля 2008 год.
****************************************************
Некоторые имена изменены.

[Elvira]

возвращение надежды
вот как в жизни бывает... Ань, твоя задумчивость была, надеюсь, не грустью? Свершилось то, чего тебе так хотелось, правда?

[возвращение надежды]

Elvira
ну, может быть. Мы и сами порой не можем точно сказать, что нам надо. А Бог видит скрытые тайны души...

А задумчивость...это ты про какую?

[Квентор]

Как-то раз собрались, значит, мужики в одном из предместий города Лондона, чтобы пивка попить да про клубные дела свои покалякать. А то ж! Клуб таки в селе создали, а все че-та не по-людски там. Не, ну в натуре смех один! Вот, к примеру, сидят оне чинно в клубе, чай с водкой не мешают, махорку ведрами не смолят. Культурно так в общем заседают. А тут вваливается в стельку бухой скотник Серега и давай матом орать, дескать все козлы и кое на чем он всех вертел. Ну че тут поделать то? Культурно в морду дать? Или послать, но вежливо? Вот и порешили наши мужики справиться о сих вопросах насущных у таких же английских мужиков.

Тут хозяин кабака покрутил в телевизоре громкости поболее. Все мужики как один вылупились в экран. И таки было на что поглядеть! Показывали буржуйский конкурс красавиц. По сцене разгуливали почти голые английские тетки. Все как одна — довольно стервозной наружности. Но вот выкатилась на помост… Она! У мужиков челюстя со стуком попадали долу. И было отчего! Там, в телике нарисовалась Настоящая Мадама! С пышными округлостями где надо и с прочими женскими увлекательностями в полном боевом достатке. Эт тебе не два метра сухостоя! Там не только было за чего подержаться, но при случае и спрятаться тож. Вот оп именно такой жене мечтает всяк порядочный Мужик.

Имя у пышнотелой красавицы правда подкачало. Хлоя какая-то. Прям как хлорка. Мужики враз обозвали ее Галей.

— Эй, — кричат бармену, — а ну выкладывай, падлец, где вы такую цацу откопали? Небось у нас в Рассее сперли?!?

Тот клянется и божиться что сам в шоке, ибо обомлел и практически влюблен заранее в дивную мадаму. Грит, не знал с децтва самого, что такие бабы существуют.

Ну тут уже английские мужики че-та встряли. Наше это! — кричат. Никому не отдадим. Пришлось указать им существенно чья правда увесистей, ага. А потом таки помирились и по домам разошлися. Наши в село с грамотой возвернулись. Грамота от самого председателя английского клуба мужиков. В ней стало быть черным по белому расписано в которых случаях по уставу клубному морду бить разрешено, а в которые нельзя никак. С гербовой печатью самого английского цареминистра. Ось так.

А Галину они с собой увезли тож. Неча добру пропадать на земельке буржуйской. Ибо наши мужики любят чтоп попышнее было, а не вобла какая сивая в бретельках и впалой грудью. Таких им жалко, но и только…
_________________________
Мужики

[Elvira]

возвращение надежды
Ань, может мне и показалось, не знаю, просто в конце рассказа, когда с тобой батюшка едя в машине разговаривал, ты как-то молча реагировала. Просто когда мы чего-то добиваемся, эмоции и желания успокаиваются. Тебе так хотелось чтобы он тебя по имени, не официально называл, и вот свершилось. Но может дело даже и не в этом, а в том, что ты помогла сразу двум людям, и этой женщине причаститься и батюшке счастье ощутить
А ещё мне очень понравилось как ты описала свои чувства к этой маленькой проржавевшей машине. Так чувствуюется твоя чисатя любовь. Я просто сама так к вещам отношусь, как к живым существам, их ведь чувствуешь как людей .

[возвращение надежды]

Elvira
Пасип тебе за понимание и теплые слова, Эльвир . Но знаешь, мне тут один мужчна умный сказал (после того, как прочел этот рассказик), чтобы я никогда его не анализировала, да и другие свои писульки тоже. Говорит, что я только всё порчу. Поэтому вот так уж....

[СТ]

возвращение надежды
да, не надо анализировать!
с удовольствием читаю, единственная отдушина в отсутствии литературы - очень рада , что нашла!!!

[Elvira]

возвращение надежды
, согласна, что написано, то написано от души, а анализ нас иногда очень приземляет. Сама не люблю капаться, надо просто душой чувствовать .

[Kadet]

Аня, как всегда - очень хороший и интересный рассказ.
Да, старики иногда своёй памятью удивляют.
Моя бабушка, Царствие ей Небесное, до конца жизни помнила и иногда читала стихи, которые учила ещё в раннем детстве в школе.Я вот уже нифигаси не помню. Может учили тогда лучше, а может просто того информационного цунами у них небыло. меньше информации, меньше хлама в голове, память и мысли ясней и чище. Возможно так.
Чудесная бабулька Мария Александровна. Образец терпеливости и смирения. К торму же именно такая - внутренне очень сильно верующая жена и должны была быть у Петра Петровича. Компенсировать его. К тому же - Пётр Петрович - в переводе - Камень Камневич, двойной стойкости человек. Поэтому, наверное, ему и жену такую светлую дали.
Кстати, как её здоровье сейчас? Поправляется?

Вот по ходу рассказа хотел бы кое что предположить.
Ты говоришь, что отец И. упорно называет тебя официозно. А ты не думала над тем вопросом, что скорее всего он чувствует твою способность сильно-сильно привязаться и к храму и к нему как к духовнику и т.д. И интуитивно, по Божьей воле, возможно сам того не понимая (а может и прекрасно понимая) тебя немного останавливает в этом. Так сказать мягонько бьёт по рукам. Лечит от идеализации.

P.S.
А нельзя было твоё окошко закрыть, а открыть какое-нибудь заднее? Лучше уж пусть сидение заливает, оно высохнет, а человек может заболеть.

[RinkA]

[Boy Gold Ring]

Плоскатик


Как скучно жить плоскатику:
В округе нет вершин,
Он очень невнимателен,
Он – жертва всех старшин.
А все хотят, как лучше, но
Лишь трое знают, как.–
Творцов счастливых случаев,
Их учит даже враг.

Как мрачно жить плоскатику,
Не знающему звёзд:
Учили математику –
Сдавать Великий Пост,
Искали счастья в будущем –
Оно всегда сейчас,
Критиковали чудище,
Хвалили ананас…

Как страшно быть плоскатиком:
Что East, – расстрел, – что West ;
Но птичья акробатика
На прошлом ставит крест
Со светлым полумесяцем,
С мандалой и звездой –
Смертельный номер: лестницы
Из плоскости – домой.

2006

[скво]

ВИЙ.
Яживу в полнолуние сердца,
Когда скальпы ещё не остыли.
Над серпом слободы немецкой
Над крестом синевы могильной.

Когда холодом веет из Ока,
Когда бесом заполнена память,
Мне ,живущему в ней одиноко,
Лет за сто...Или только за пять?

Я снимаю засовы с ужаса,
Я,стоящий над дверью насилия,
Прикасаюсь к обиде мускулов
Палача,что потянет жилы.

Я прогрею вас,племя адово!
Истоплю вас тоской и нежностью,
Будешь карты свои раскладывать,
Ворожить да над дверью вешаться.

Будешь биться о стены голоса,
Если он на псалтырь заперт.
Сатана ,не расчёсывай волосы!
Я не умер! Я только замер.

[Boy Gold Ring]

Таня,Таня



...Держись сильней за якорь –
Якорь не подведет...
БГ


Таня, Таня, мы не в Барселоне:
Вечер то ли будет, то ли нет,
Петушиный нюх слепой погони
Взял наш чересчур горячий след.

Кролику неведомы причины,
Кролику неважен результат,
Он не знает, чем смывать личину,
Он лишь чует: "Что–то здесь не так..."

Таня, Таня, нас несёт на льдине
Ближе к дому,в южные моря,
Так что, надевай своё бикини,
Чтобы зацепили якоря.–

С корабля или с аэростата –
Всё теперь зависит от тебя,
А, взмывая, не забудь о брате:
Там, внизу,один остался я.


2006

[Boy Gold Ring]

И Небо И Кусты


Какое всё прекрасное:
И небо, и земля,
Погода первоклассная –
Ведро как из дождя;
Им не испортить праздника
И свет не погасить,
Подняв алмазный занавес,
Держась за эту нить.

Давай же, выпьем, милая,
За Солнце и Луну,
За волн игру смешливую,
За моря глубину,
За старика, которому
Любой китаец – друг,
Что комаров не трогает,
А кормит прямо с рук!

Какие все прекрасные:
И люди, и кусты –
На вид огнеопасные,
Внутри – ни "я", ни "ты";
Медовый месяц выдался
Нетрезвым, как всегда,
Но, к счастью, в Море Кризисов
Целебная вода.

2006

[Boy Gold Ring]

Хоббит Сердца


Страшнее, чем полночный клоун –
Их поиск счастья не для всех,
Ещё мрачней, быть может, только
Плоскатика всемирный смех.
Но что с того, моя родная, –
Ведь наш народ уже не "наш",
И Джомолунгма среди танков
Украсит этот дикий пляж.

Бог безымянен,like a water,
Что Адонаи, что Аллах:
Моря – и Белое, и Флорес –
Все в Океана берегах.
А наших душ большие рыбы
Уходят жить на глубину,
Где нет цветных полос бензина,
Чтоб вместе слушать тишину.

Как славно, IMHO, что не вечно
Под небом жить тебе со мной;
Кто сердцем хочет быть беспечен,
Тот отвечает головой.
Жена ночей, сестра обеден,
Подруга светлых вечеров,
Кузина Деборы с Сабриной
И Далай–ламы комаров.

А настоящая свобода –
Свобода от кольца греха,
От его прелести и мрака,
И от трёх ядов молока.
Какая жаль, что мы не гуру,
И что глаза сучков полны,
Но сердца хоббиты не дремлют,
Чтоб их заметили орлы.

2006