4. пить надо меньше
Сати жил и умер (от цирроза печени) тапером. Вечер за вечером, глядя на него, его приятель, такой же циник и эксцентрик, а заодно и «тайный» родоначальник и предтеча концептуализма и минимализма в литературе, живописи и даже в музыке, Альфонс Алле как-то заметил:
"Когда работаешь тапёром или аккомпаниатором в кафе-шантане, очень многие считают своим долгом поднести пианисту стаканчик-другой виски, но почему-то никто не желает угостить хотя бы бутербродом."
Кстати уж, эта кармически неразлучная парочка (родились они в Онфлёре буквально в соседних домах; правда с двенадцатилетней разницей) были однополыми родителями Джона Кейджа. Сати - первопроходец идеи подготовленного фортепиано, а Алле - своим «Похоронным маршем на смерть Великого Глухого» Альфонс Алле на пятьдесят пять лет опередил эпатажную минималистическую музыкальную пьесу «4′33″» Джона Кейджа, представляющую собой четыре с половиной «минуты молчания».
Альфонс Алле, как и Сати жил, творил и умер в кафе. Так что оба внесли вклад в понятие парижского кафе как образа жизни.
Сати и Алле 7. кафе на все времена
Своим отношением к жизни и самой жизнью сабжи учат и тому, что строгие временные и культурологические рамки тоже не надо принимать слишком серьезно.
Постмодернистское подмигивание этого многолетнего постояльца кафе можно разглядеть и тут:
«По правде говоря, я испытываю жуткое омерзение к жизни в кафе. Прежде всего потому, конечно, что время, проведённое в подобного рода заведениях безнадёжно украдено у благочестия и молитвы… Увы, современная жизнь такова, (хотя и говорят, что в Средние века современная жизнь была совсем другой), но теперь даже самые суровые молодцы, выбиваясь из последних сил, всё-таки заставляют себя изо дня день волочить ноги в кафе, чтобы стать хотя бы немного похожими на самого Настоящего пьянчужку из-под забора».
( Альфонс Алле, «Левый ботинок»)
Альфонс Алле, испытывавший «жуткое омерзение к жизни в кафе», назначал встречи в кафе, ел в кафе, сочинял в кафе, жил в кафе, да так и умер в одном из этих кафе «Остен-Фокс» на улице Амстердам в Париже.
И вот через 30 лет, после страшной войны и восстания масс Сати, как ни в чем ни бывало, дежавюзирует:
«…Конечно, и мне иногда случается заходить в Кафе; но, во всяком случае, я прячусь — и не из-за лицемерия (которое также достойно порицания), но только по совету благоразумной осторожности — и, главным образом, чтобы меня не было видно. Мне было бы стыдно, если бы меня увидели, здесь, потому что, как меня часто предупреждал дядюшка Альфонс Алле: „это может вызвать осечку при женитьбе“. Что такое может из себя представлять эта „осечка“, он не пояснял. Но я до сих пор ему верю. Как самому себе»
В отличие от
Алле Сати (все остальные) не был обойден вниманием коллег-художников
Не важно, что написано. Важно, как понято.