"КОМПЛЕКСЫ МОИ ДОРОГИЕ".
Всю жизнь я уверенно врал, что живу без комплексов. Нету никаких комплексов: я сильный, независимый, высокий, здоровый, я нравлюсь людям, и я ни разу не слышал призывов бить меня, чтобы спасать Россию.
Сестра рассказывает... "Я в Германии вспомнила, как мне было стыдно в Москве. Я в школе исподтишка радовалась, что Лидия Васильевна ошибкой вписала меня в журнал - "русская". Фамилия-то на "ов" - вот она и написала. Я думала: какая же она добрая, что не написала "еврейка"! Представляешь, какой стыд? Я и всю жизнь тайком радовалась, что наша фамилия скрывает нашу национальность - вот стыд! А здесь, в Германии... как-то все само собой изменилось... позвонили в дверь... две немецкие девочки просят денег на нужды их церкви... вы не лютераниш? ага, вы - католиш? мусульманиш? Я говорю: нет, я юдиш. Они кивнули, извинились, а я пошла по своим делам. И только спустя время вдруг поняла: впервые в жизни не только не постыдилась, а просто не заметила, когда говорила, кто я... "
На эту же милую тему помню свой собственный крик-скандал, который поднял на бывшую жену 21 год назад... Собрали в школе родителей: дочь шла в первый класс, и вот учитель-старичок просит заполнять анкеты... Ясно даже младенцу, что советский народ завтра откажется строить свой любимый коммунизм, если я сегодня откажусь назвать национальность моего ребенка. Скандал я поднял из-за жены. Она требовала писать "русская", хотя наши родители, кроме ее мамы, были евреи. Мне стыдно не того, что мы написали неправду. Мне стыдно сегодня, что я не настоял на своем 21 год назад, потому что я втайне радовался за дочку. Как говорили истинно верующие: "Не мы, так хоть дети детей наших"...
Отец рассказывает... "В 1952 году, в разгар "дела врачей", - срочное собрание в издательстве. Директор по-деловому опрашивает всех завредов: сколько у нас евреев? "Наверху" требуют отчета, вы понимаете. И я, единственный еврей из зав. редакциями, тоже киваю. Тоже понимаю. И спокойно отвечаю: 33 и 3 десятых процента евреев в моей редакции. А представь себе, что я, как честный человек, стал бы кричать, возмущаться, вышел бы из партии, вышел бы из себя - глупо, самоубийство! Что было делать?.. " Что было делать... Что было делать Фадееву, который все сделал, дабы у него ни одного выхода не осталось, кроме самоубийства...
Что будут делать дети детей... внуков наших - со всем богатством наших отчетов, наших стыдов, нашей нищеты? Что они скажут, независимые, здоровые, без комплексов ребята? "Нельзя молиться за царя Ирода, Богородица не велит"? Нельзя давать медведю палец в пасть, нельзя идти начальником в советскую власть... А пошел - пеняй на себя. Жестоко будут говорить. И уже говорят. Обижаться глупо. Это у меня второй комплекс: аллергия на начальников советского типа. А может, и любого другого - я только своих типов знаю.
Одно есть исключение - режиссер. В театре или в кино это совершенно законная область тирании. Единственно справедливый монархизм - в театре. Желательно, конечно, чтобы просвещенный. А нет - так нет. Мы все, повязаны особым видом независимости: мы не зависим от культуры. А чем выше забрался - тем больше независимости. А если уж начальник - скрытый еврей... пиши пропало. В киностудии "Экран", где делали телефильмы, все сотни, тысячи работников знали, что главный редактор - скрытый еврей. Фамилия вроде на "ин" кончается, но с этого все и начинается... Вдвойне подхалим перед высшими чинами, вдвойне суров со своими, вдвойне хитер и осторожен, а уж как бдителен в национальном вопросе - это я и на своей шкуре познал. Режиссеры жаловались по секрету: лопнул наш роман, не дают мне тебя на главную роль, говорят, главный запретил... ты меня не выдавай, но это не мы зарубили твое участие в фильме (то есть не киногруппы в Москве, в Киеве, в Молдове, в Свердловске) это он, главный... но если ты меня выдать - сам знаешь, что мне будет... Вдвойне советским был А. Чаковский - особенно когда его газета "Литературка" выступала против мифологического "сионизма" или утопической "израильской агрессии". Прелестный анекдот был на тему лицемерия евреев-начальников. Валентин Зорин как-то в Вашингтоне, отдыхая от гневных трудов по разоблачению дяди Сэма, беседует с большим человеком - Генри Киссинджером. Слово за слово, заговорили о национальном вопросе в СССР. "А вы кто по национальности?" - спрашивает Киссинджер у Зорина. "Я - русский. А вы?" - "А я - американский", - ответил нескрытный госсекретарь.
... Была зима застойного времени. Где-то 75 - 77-й год, допустим. В Переделкине - огромные белые сугробы. Мы гуляем по узкой тропинке. Андрей Вознесенский полушутя перечисляет великих поэтов XX века и подводит весело итог: мол, из настоящих гениев России чистокровных осталось только двое я и Володя Высоцкий. Тут он услышал мое возражение ("огорчу тебя, Андрей, - ты в полном одиночестве") и от изумления упал в сугроб. Я рассказал тогда же этот анекдот Высоцкому, он не засмеялся, только улыбнулся... Но всерьез выразился абсолютно согласно и с моим тогдашним правилом: я не могу себя считать никем другим, я только русский - по языку, по чувствам, по работе, по мыслям и по всему. Если бы мы жили в нормальной стране, а не в "стране рабов, стране господ", вопрос этот считался бы идиотским или сволочным: "Кто вы по национальности?"...
Я искренне, до глубины души ощущал себя до недавнего времени русским (а если и евреем, то примерно настолько же, насколько и татарином, армянином, цыганом). Но вот мой приятель физик Саша Филиппов из-за своих смуглых черт лица и из-за повышенной нервозности строителей коммунизма в Обнинске был кем-то назван евреем. И Саша, зависимый от культуры человек, устыдился отрицать заведомую неправду. "Да, я еврей. А что?"
И Виктор Некрасов, истинно русский интеллигент, не отрицал, когда его "обвиняли" в еврействе. "Зачем, Виктор Платонович, - спросил я еще в Киеве в 1971 году, - ведь это неправда?" (По известной традиции диаспоры, я втайне льстил себя надеждой прибавить к "нашему полку" еще одного великого человека.) "А при чем здесь, скажи мне, правда или неправда, если я еврей для них за мою речь у Бабьего Яра?
Если они евреем называют любого, кто против них? Любого, кто на них не похож?" И Виктор Платонович был тысячу раз прав, ибо когда антисемитизм вылез из подтекста в речи наших самодеятельных фашистов, там сразу зазвенели имена приговоренных к еврейству Сахарова, Лихачева, Евтушенко, Черниченко, Карякина, Старовойтовой... Конечно, это вранье, что Ленин и Сталин "во всем виноваты". Конечно, это народ - творец истории. И каждый из нас врал, трусил, скрывал и творил самолично - свою историю. Такую пошлую и такую подлую, чтобы потом обижаться на выводы детей и чтобы так горячо сваливать вину на чужого дядю...
Видный советский антисемит С. Лапин, самодержец телевидения, удивлял "интеллигентов" своим многолетним пристрастием к режиссеру А. Эфросу. "Как это так - Лапин, и вдруг такая любовь к еврею?" Но в этой паршивой игре Эфрос для Лапина не был евреем, для него как раз Любимов, Высоцкий, Визбор, Окуджава, Галич - эти да, эти евреи, "невзирая на лица". Эфрос ставил прекрасные спектакли на экране, но не качеством искусства он трогал ледяное сердце начальника. Он стал его выбором в паршивой игре. И когда Эфроса разменяли в борьбе против Таганки в 1984 году, он опять же не был евреем - ни для Гришина, ни для Зимяника, ни для Демичева, ни для "скрытого" Чаковского. Зато когда он выполнил их волю по "контринформации", и Таганка продолжалась без ненавистного создателя, и "трудовая интеллигенция" невозмутимо скушала новую ложь, тогда начальники затормозили - дарить режиссеру ордена и звания, ибо промеж себя снова приговорили его к еврейству. И всегда в СССР добровольцы-участники отлично знали и знают "ху из ху" в паршивой нашей игре. Георгий Товстоногов отлично знал, по каким случаям он был для них "евреем", а по каким - "русским". И Олег Ефремов знал, за что и когда впадал в "еврейство", а за что - подымался до "высокого" звания "свой"...
Мой друг, художник, в тяжкие дни таганской сумятицы, выразил свое потрясение А. В. Эфросом особым образом: "Как же он мог, будучи евреем, дать себя так провести? Ведь он кинул кость антисемитам!" И я лишний раз поразился мудрости художника, когда через месяц после моей мрачной речи в день "коронации" нового главрежа мне пришло вдруг по почте письмо. Авторы письма в грязных выражениях, хотя и белым доморощенным стихом, сообщали, что я - герой ордена Георгия Победоносца, чтобы я ничего не боялся отныне, ибо Бог Руси Великой - с нами, и он поможет нам в борьбе с... жидовским поросенком... топчущим своими... словом, мерзейшая галиматья. Так сомкнулись верхний и нижний уровни. Властители партии и народа даровали, кому хотели, титулы "своих" и "чужих", а теперь и самые низы черносотенного дна объявляли "чужого" меня - "своим", по прихоти паршивых игрищ.
Мне стыдно за мой стыд - называть имена дедов: Моисей Яковлевич и Лев Аронович. Я был рад услышать от коллеги коего отца, что, когда в институте, на совете, кто-то из кураторов "сверху" подчеркнуто произнес одобрение "профессору Смехову Борису Михайловивичу", отец резко отозвался с места: "Моисеевичу!" Я помню, на закрытом обсуждении караемого спектакля "Послушайте" начальство испытывало затруднения ввиду внепрограммного присутствия на стороне обвиняемого маститых писателей В. Шкловского, С. Кирсанова, Л. Кассиля. И два ляпсуса в речах того дня. Первый. Лев Кассиль, забыв, с кем имеет дело, вместо принятого за правило условия - только хвалить, только оборонять, оставляя критику для "своего круга", вдруг к 2000 слов в защиту спектакля прибавил два слова сожаления: мол, а вот тут бы лучше не в темных красках, а посветлее... Боже, что случилось с начальниками! Один за другим вставали и кляли, поносили премьеру - уже не от своего, а от имени "классика советской литературы"... И тут вскипела, вскочила Зина Славина, импульсивная актриса:
"Эх-х!!!" И все замолкли от трагического вскрика. "Эх! - повторила Зинаида и прожгла взглядом классика. - Эх, Лев Абрамович, Лев Абрамович! А я думала, вы - Кассиль... " На эту игру слов ответить было нечем, поэтому объявили перерыв. А второй ляпсус случился после перекура, когда, призывая себе в помощники писателей, круглая, бодрая начальница обратилась было с нежностью к Кирсанову: "Ну вот вы скажите, вас ведь так уважают советские читатели, Семен Александрович... " Ее перебил не крик, а визг Кирсанова: "Исаакович! Исаакович я, гражданка!" И "гражданку" выбросил, подчеркнуто картавя, и сдвоенное "а" в отчестве раскатил, как учетверенное - тут и села чиновница, потеряв надежду сделать "чужого" - "своим".
Теперь мне не страшно - и молю Бога, что навсегда: теперь я могу громко сообщить, что бабушку мою звали Рахиль Яковлевна. И когда в 1949 - 1950 годах вся семья теснилась за столом у деда и все старшие переходили на шепот или на идиш, и мы с двоюродным братцем раздражались на их чересчур активные перебранки, совсем не вникая в секретные глупости взрослых, из этих времен врезается в память громкая фраза бабушки: "Господи! Дети мои, будем молиться за несчастных идн! Я не верю, чтобы после Гитлера опять такое повторилось! Будем молиться, у нас есть один, на кого надо молиться: это Сталин. Нет, он не даст нас в обиду, он услышит, что нас опять хотят уничтожить, он узнает, он накажет, другого у нас нет: он любит идн, у него Лазарь - из самых близких друзей... " Для непонявших: это был пик "космополитизма", то есть "борьба с инородцами", слово "идн" (так я его слышал) - означает как раз этих инородцев: а слово Лазарь - не из Библии, а из преисподней, ибо так звали Кагановича. Каганович, Сталин, Берия, Суслов, Маленков, Жданов - все они одной национальности - бандиты, а кем по вероисповеданию были их предки, глупо и смешно брать в расчет. Впрочем, все равно берут, но не из соображений интернациональных, а исключительно - из антисемитских. "Евреи, евреи - кругом одни евреи... "
Комплекс аллергии к начальству, боюсь, никогда не пройдет. Жизни не хватит. А вот еврейский вопрос, кажется, получил в моей душе окончательный ответ. Признаюсь, я изжил мою болезнь - в Израиле. Я был там дважды, и этим все сказано. Пелена страха и вранья спадает сразу, как только ты восходишь к Иерусалиму. Если Бог внушил тебе разум - ничего другого не требуется. Это такой город, это такая земля. Кстати, я вот что слышал в Израиле о евреях. Эта тема никого здесь не трогает. Израильтяне говорят: это ваши проблемы - тех, кто в диаспоре. Израильских зрителей нельзя привлечь в театре ни анекдотами, ни новеллами на "проклятую" тему. Нет такого вопроса - есть прекрасная страна с тысячей собственных проблем. В том числе - как обустроить русских. Здесь называют себя как раз "по Киссинджеру": русские, американцы, марокканцы, голландцы... в Израиле такое тепло между людьми и такая красивая игра пейзажей, храмов, пустынь и гор - я вернулся в Москву и не заметил, что меня обокрали: я остался без комплекса еврейской неполноценности. Правда, у меня взамен не возникло особого гонора или, как пишут, "чувства национальной исключительности". У меня только укрепилась вера в то, что хороший или плохой человек, добро и зло, талант и бездарность, щедрость или жадность - все эти понятия никаким пунктам никакой анкеты не отвечают, как не имеют национальной (или географической) окраски ни жизнь, ни смерть.