#119 просто Соня » Сб, 25 июня 2011, 12:44
Размеры ущерба, нанесенного украинской культуре, можно определить, судя по таким цифрам. По некоторым подсчетам исчезло приблизительно 200 из 240 украинских писателей, по другим – 204 из 246.
Украина была раздавлена: ее церкви разрушены, интеллектуалы расстреляны или умирали в лагерях, ее крестьянство – основа нации – погублено или подавлено. Даже Троцкий отметил, что «нигде репрессии, чистки, подавление и все прочие виды бюрократического хулиганства в целом не достигали таких страшных размеров, как на Украине, в борьбе с могущественными скрытыми силами в украинских массах, стремившихся к большей свободе и независимости»[86].
Средства, к которым прибегал Сталин, видимо, казались ему равновеликими его целям. Если он просчитался, то только потому, что недооценил силу национального чувства, готового принять эти удары и после всего – сохраниться.
Не имеет особого значения, подпадают ли формально вышеописанные события под тот или иной точный пункт данного определения. Ибо невозможно отрицать, что против украинского народа было совершено преступление. В пыточных ли подвалах, в лагерях ли принудительного труда или в голодающих деревнях совершалось одно преступление за другим против миллионов людей, образующих эту нацию.
----------
Рой Медведев пишет, что в общем 16 станиц депортировали на Крайний Север, а население их составляло около 200 000 человек. Солдат рассказывает о том, что он увидел в казачьей станице Брюховецкая Армавирского района, в которой прежде жило 20 000 жителей. Здесь, как и в других местах, за несколько месяцев до его приезда была жестоко подавлена попытка к восстанию, и все, кто остался в живых – мужчины, женщины, дети и инвалиды, – были депортированы, кроме нескольких стариков и старух. Сорняки на улицах росли, как в джунглях, за ними почти не видно было разрушенных и опустевших домов.
В один из домов он вошел:
«За полминуты, что я пробыл там, я увидел два человеческих трупа. На полу сидела старуха, седая, растрепанная голова ее свисала на грудь. Она оперлась о кровать и широко расставила ноги. Руки ее были скрещены на груди. Она так и умерла, отдала Богу душу со скрещенными руками. Старческая желтая рука протянулась с кровати и покоилась на ее седой голове. На кровати лежал старик в домотканной сорочке и кальсонах. Голые ступни, свисавшие с края кровати, говорили о том, что ногам этим пришлось немало потопать по земле. Мне не было видно лицо старика, повернутое к стене. К стыду своему должен признаться, мне было очень страшно. Особенно потрясла меня почему-то эта рука, лежащая на голове у старой женщины. Возможно, последним усилием старик опустил руку на голову своей мертвой жены и так и ушел в мир иной. Когда они умерли – неделю назад, а может быть, и две?»
И все-таки в этой станице был один живой человек. Голый мужчина с длинными волосами и бородой сражался под акацией с кошками за обладание дохлым голубем. Он сошел с ума, но солдат сумел по кусочкам, фразам воссоздать его жизнь. Он был коммунистом, председателем местного сельсовета. Но когда началась коллективизация, он порвал свой партийный билет и присоединился к восставшим. Большинство было убито, но ему удалось спрятаться в малярийных болотах в тучах кубанских комаров. Жена и дети его были депортированы вместе с остальными. Он же каким-го чудом пережил зиму и потом вернулся в свой старый дом – последний обитатель когда-то большого, цветущего поселения.
Тех же, кто не был депортирован, одолевал голод. Методы здесь были те же, какие мы уже описывали ранее.
Не важно, что написано. Важно, как понято.