Мой Петербург и Москва

[Папа_Карло]

Хотел присоединиться к теме Натишь, но в чате меня убедили открыть свою тему. Типа со своим взглядом на город.

Решил попробовать.

Спойлер

Автор темы примеряет очки (потом их купил)

Комментарии, иногда буду писать, если вспомню по какому поводу снимок.
Некоторые снимки выкладывались в других темах...



Суровая жизнь уличного продавца радости



Теперь всем известное кафе.

Спойлер

Кафе на Петроградке. Паша мне его показал.



Рыночек.

[rimi]

Папа_Карло, и что это за графинчик ?

[Папа_Карло]

Из гранита делают первый поребрик.



Добавлено спустя 30 секунд:

Папа_Карло, и что это за графинчик ?

Жду предложений.

[SU1730]

Вот же ж сколько народу русского положили на всякий архитектурный идиотизм!!!
Петербург вырос на костях, выстоял на костях, теперь предки этих костей правят Россией.

[rimi]

Папа_Карло, я бы предположила что это что-то вроде подсвешника. ну типа защитный калпак.

[Папа_Карло]

Папа_Карло, я бы предположила что это что-то вроде подсвешника. ну типа защитный калпак.

Жду еще варианты.

[Папа_Карло]

Площадь Восстания, 1954 г.

[rimi]

Папа_Карло, я бы предположила что это что-то вроде подсвешника. ну типа защитный калпак.

Жду еще варианты.

хорошо . буду ждать тоже.

[Папа_Карло]

[Папа_Карло]

Деревянная лютеранская церковь Святой Марии на Петроградской стороне Санкт-Петербурга. Построена в 1874 году на углу Кронверкской и Сытнинской улиц, разобрана на дрова в годы блокады.
Проект и постройка выполнены архитекторами В.А.Шретером и И.С.Китнером (безвозмездно). Первый пастор – Альберт Мазинг. Службы велись на немецком и русском (впервые в Петербурге) языках.

[Werewolf]

Надо же... оказывается площадь Восстания раньше такой красивой была! Эхх... сейчас совсем не то...

[Папа_Карло]

Добавлено спустя 1 минуту 32 секунды:
Освобождение из укрытия коней Клодта в саду Аничкова дворца.
1945 г.

[Папа_Карло]

[Папа_Карло]

Вид на Пантелеймоновский мост через Фонтанку и Летний сад.
1850-е.

Спойлер

Добавлено спустя 5 минут 22 секунды:
Площадь Восстания


Добавлено спустя 1 минуту 18 секунд:
В детском путеводителе по Петербургу дореволюционная загадка:
«Стоит на площади комод, на комоде бегемот, на бегемоте обормот, на обормоте шапка».

[Natish]

Жду предложений.

медицинская колба, либо емкость для абсента или курения каких-то наркотиков

Добавлено спустя 1 час 28 минут:

что за сюжет?

[Папа_Карло]

что за сюжет?

Спойлер

Время.
Начинаю
про Ленина рассказ.
Но не потому,
что горя
нету более -
время
потому,
что резкая тоска
стала ясною
осознанною болью.
Время,
снова
ленинские лозунги развихрь!
Нам ли
растекаться
слезной лужею.
Ленин
и теперь
живее всех живых -
наше знанье,
сила
и оружие.
Люди - лодки,
хотя и на суше.
Проживешь
свое
пока,
много всяких
грязных ракушек
налипает
нам
на бока.
А потом
пробивши
бурю разозленную,
сядешь,
чтобы солнца близь,
и счищаешь
водорослей -
бороду зеленую
и медуз малиновую слизь.
Я
себя
под Лениным чищу,
чтобы плыть
в революцию дальше,
Я боюсь
этих строчек тысячи,
как мальчишкой
боишься фальши.

Рассияют головою
венчик -
я тревожусь
не закрыло чтоб
настоящий
мудрый
человечий
Ленинский
огромный лоб.
Я боюсь
чтоб шествия
и мавзолеи,
поклонений
установленный статут
не залили б
приторным
елеем
Ленинскую
простоту.
За него дрожу,
как за зеницу глаза,
чтоб конфетной
не был
красотой оболган.
Голосует сердце -
я писать обязан
по мандату долга.

Вся Москва.
Промерзшая земля
дрожит от гуда.
Над кострами
обмороженные
с ночи.
Что он сделал?
Кто он
и откуда?
Почему
ему
такая почесть?
Слово за словом,
из памяти таская,
не скажу
ни одному -
на место сядь.
Как бедна
у мира
слова мастерская -
подходящее -
откуда
взять?!
У нас
семь дней.
У нас
часов двенадцать.
Не прожить
себя длинней.
Смерть
не умеет извиняться.
Если ж
с часами плохо,
мала
календарная мера,
мы говорим -
"эпоха",
мы говорим -
"эра".
Мы
спим
ночь.
Днем
совершаем поступки.
Любим
свою толочь
воду
в своей ступке.
А если
за всех смог
направлять
потоки явлений,
мы говорим -
"пророк",
мы говорим -
"гений".
У нас
претензий нет -
не зовут
мы и не лезем -
нравимся
своей жене
и то
довольны до нельзя.

Если ж
телом
и духом слит
прет
на нас непохожий,
- говорим -
"царственный вид",
удивляемся -
"дар Божий"
Скажут так -
и вышло
ни умно
ни глупо.
Повисят слова
и уплывут
как дымы.
Ничего
не выколупишь
из таких скорлупок -
ни рукам
ни голове
не ощутимы.
Как же
Ленина
таким аршином мерить!?
Ведь глазами
видел
каждый всяк -
"эра" эта
проходила в двери
даже
головой
не задевая о косяк.
Неужели
про Ленина тоже -
"вождь
милостью божьей"?!
Если б
был он
царствен и божествен,
я б
от ярости
себя не поберег.
Я бы
стал бы
в перекоре шествий
поклонениям
и толпам
поперек.
Я б
нашел
слова
проклятья громоустого
и пока
растоптан
я
и выкрик мой -
я бросал бы
в небо
богохульства
по Кремлю бы
бомбами
метал -
долой!
Но тверды
шаги Дзержинского
у гроба -
нынче бы
могла
с постов сойти чека -
сквозь милльоны глаз
и у меня -
сквозь оба
лишь сосульки слез,
примерзшие
к щекам.
Богу
почести казенные -
не новость.
Нет! -
Сегодня
настоящей болью
сердце холодей!
Мы
хороним
самого земного
изо всех
прошедших
по земле людей.
Он земной -
но не из тех,
кто глазом
упирается
в свое корыто.
Землю
всю
охватывая разом,
видел
то,
что временем закрыто.
Он как вы
и я -
совсем такой же,
только
может быть
у самых глаз
мысли
больше нашего
морщинят кожей
да насмешливей
и тверже губы,
чем у нас.
Не сатрапья твердость
триумфаторской
коляской,
мнущая
тебя,
подергивая возжи.
Он
к товарищу
милел
людскою лаской.
Он
к врагу
вставал
железа тверже.
Знал он
слабости
знакомые у нас -
как и мы
перемогал болезни.
Скажем,
мне бильярд -
отращиваю глаз -
шахматы ему -
они вождям полезней.
И от шахмат перейдя
к врагу натурой,
в люди выведя
вчерашних пешек строй,
становил
рабоче-человечьей диктатурой
над тюремной
капиталовой турой.
И ему
и нам
одно и тоже дорого.
Отчего ж -
стоящий
от него поодаль -
я бы
жизнь свою,
глупея от восторга,
за одно б
его дыханье
отдал?
Да не я один! -
Да что я
лучше что ли!?
Даже не позвать,
раскрыть бы только рот -
кто из вас
из сел -
из кожи вон -
из штолен
не шагнет вперед?!
В качке -
будто бы хватил
вина и горя лишку -
инстинктивно
хоронюсь
трамвайной сети.
Кто
сейчас
оплакал бы
мою смертишку
в трауре
вот этой
безраничной смерти?
Со знаменами идут
и так.
Похоже -
стала
вновь
Россия кочевой.
И колонный зал
дрожит,
насквозь прохожен.
Почему?
Зачем
и отчего?
Телеграф
охрип
от траурного гуда.
Слезы снега
с флажьих
покрасневших век.
Что он сделал,
кто он
и откуда
этот
самый человечный человек?
Коротка
и до последних мгновений
нам
известна
жизнь Ульянова.
Но долгую жизнь
товарища Ленина
надо писать
и описывать
заново. -
Далеко давным
годов
за двести
первые
про Ленина
восходят вести.
Слышите -
железный
и луженый,
прорезая
древние века,
голос
прадеда
Бромлея и Гужона -
первого паровика?

Капитал -
его величество -
не коронованный,
не венчанный -
объявляет
покоренной
силу деревенщины.
Город грабил -
греб -
грабастал -
глыбил
пузо касс.
А у станков -
худой и горбастый -
встал
рабочий класс.
И уже
грозил,
взвивая трубы за небо: -
- нами
к золоту
пути мостите -
мы родим
пошлем,
придет когда-нибудь
человек,
борец,
каратель,
мститель!
И уже
смешались
облака и дымы,
будто
рядовые
одного полка.
Небеса
становятся двойными -
дымы
забивают облака.
Товары
растут
меж нищими высясь.
Директор
лысый чорт
пощелкал счетами,
буркнул
"кризис!"
И вывесил слово -
"рассчет".
Кропило
сласти
мушиное сеево.
Хлеба
зерном
в элеваторах портятся,
а под витринами
всех Елисеевых,
живот подведя
плелась безработица.
И бурчало
у трущоб в утробе,
покрывая
детвориный плачик: -
под работу,
под винтовку ль
на -
ладони обе!
Приходи,
заступник
и расплатчик!
Эй,
верблюд,
открыватель колоний!
Эй,
колонны
стальных кораблей!
Марш
в пустыни
огня раскаленней!
Пеньте
пену
бумаги белей!

Начинают
черным лататься
оазисы
пальмовых нег.
Вон
среди
золотистых плантаций
засеченный
вымычал негр.

У - у - у - у - у
у - у - у
Нил, мой Нил.
Приплещи
и выплещи
черные дни!
Чтоб чернее были
чем я во сне.
И пожар чтоб
крови вот этой красней.
Чтоб во всем этом кофе,
враз вскипелом,
вариться пузатым -
черным и белым.
Каждый
добытый
слоновий клык -
тык его в мясо,
в сердце тык!
Хоть для правнуков
не зря чтоб
кровью литься -
выплыви
заступник
солнцелицый.
Я кончаюсь,
бог смертей
пришел и поманил.
Помни
это заклинанье
Нил,
мой Нил!
В снегах России,
в бреду Патогонии
расставило
время
станки потогонные.
У Иванова уже
у Вознесенска
каменные туши
будоражат
выкрики частушек:
"Эх завод, ты мой завод,
желтоглазина,
время нового зовет
Стеньку Разина".

Внуки
спросят:
Что такое капиталист?..
Как дети
теперь:
- Что это
г-о-р-о-д-о-в-о-й?..
Для внуков
пишу
в один лист
капитализма
портрет родовой.
Капитализм
в молодые года
был ничего,
деловой парнишка.
Первый работал, -
не боялся тогда,
что у него
от работ
засалится манишка.
Трико феодальное
ему тесно.
Лез
не хуже,
чем нынче лезут.
Капитализм
революциями
своей весной
расцвел
и даже
подпевал "Марсельезу".
Машину
он
задумал и выдумал -
люди,
и те - ей.
Он
по вселенной
видимо невидимо
рабочих расплодил детей.
Он враз
и царства,
и графства сжевал
с коронами их
и с орлами.
Встучнел,
как библейская корова
или вол.
Облизывается
язык-парламент.
С годами
ослабла
мускулов сталь -
он раздобрел
и распух.
Такой-же
с течением времени
стал,
как и его гроссбух.
Дворец возвел -
не увидишь такого.
Художник
- не один -
по стенам поерзал.
Пол ампиристый,
потолок рококовый,
стенки Людовика XIV, -
каторза.
Вокруг с лицом,
что равно годится
быть и лицом и ягодицей -
задолицая
полиция.
И краске,
и песне
душа глуха.
как корове
цветы среди луга.
Этика,
эстетика
и прочая чепуха -
просто - его женская прислуга.
Его -
и рай,
и преисподняя.
Распродает старухам
дырки
от гвоздей
креста господня
и перо
хвоста
святого духа.
Наконец,
и он
перерос себя,
за него
работает раб.
Лишь наживая,
жря
и спя,
капитализм разбух
и обдряб.
Обдряб -
и лег
у истории на пути
в мир,
как в свою кровать.
Его не объехать,
не обойти,
единственный выход -
взорвать!
Знаю, -
лирик
скривится горько,
критик
ринется
хлыстиком выстегать,
а где-ж душа?...
Да это-ж - риторика;
поэзия где-ж? -
Одна публицистика!..
Капитализм -
неизящное слово;
куда изящней звучит -
"соловей",
но я
возвращусь к нему
снова
и снова -
строку
агитаторским лозунгом взвей!
Я буду писать
и про то
и про это,
но нынче
не время
любовных ляс.
Я
всю свою
звонкую силу поэта
тебе отдаю
аттакующий класс.
Пролетариат -
неуклюже и узко
тому,
кому
коммунизм западня.
Для нас
это слово -
могучая музыка,
могущая
мертвых
сражаться поднять.

Этажи
уже
заежились дрожа.
Клич подвалов
подымается по этажам.
Мы прорвемся
небесам
в распахнутую синь.
Мы пройдем
сквозь каменный колодец.
Будет!
С этих нар
рабочий сын -
пролетариатоводец.
Им
уже
земного шара мало.
И рукой
отяжелевшей
от колец,
тянется
упитанная
туша капитала
ухватить
чужой горлец.
Идут
железом
клацая и лацкая.
Убивайте!
Двум буржуям тесно!
Каждое село -
могила братская,
города -
завод протезный.

Кончилось.
Столы
накрыли чайные.
Пирогом
победа на столе.
Слушайте
могил чревовещание!
Кастаньеты костылей!
Снова
нас
увидите
в военной яви.
Эту
время
не простит вину.
Он расплатится,
придет он
и объявит
вам
и вашинской войне
войну.
Вырастают
на земле
слезы озера.
Слишком
непролазны
крови топи.
И клонились
одиночки фантазеры
над решением
немыслимых утопий.
Голову
об жизнь
разбили филантропы -
разве
путь милльонам
филантропов тропы!?
И уже
бессилен
сам капиталист,
так
его
машина размахалась.
Строй его
несет,
как пожелтелый лист,
кризисов
и забастовок хаос.
В чей карман
стекаем
золотою лавой?
С кем итти
и на кого пенять?
Класс милльоноглавый
напрягает глаз
себя понять.

Время
часы
капитала
крало.
Побивая
прожекторов яркость,
время
родило
брата Карла, -
старший
Ленинский брат
Маркс.
Маркс.
Встает глазам
седин портретных рама.
Как же
жизнь его
от представлений далека!
Люди
видят
замурованного в мрамор,
гипсом
холодеющего старика.
Но когда
революционной тропкой
первый
делали
рабочие
шажок -
о, какой
невероятной топкой
сердце Маркс
и мысль свою зажег
Будто сам
в заводе каждом -
стоя стоймя -
будто
каждый труд
размалывая лично -
грабящих
прибавочную стоимость
за руку
поймал с поличным.
Где дрожали тельцем,
не вздымая глаз свой,
даже
до пупа
биржевика дельца. -
Маркс
повел
разить
войною классовой
золотого -
до быка
доросшего - тельца.
Нам казалось
в коммунизмовы затоны
только волны случая
закинут
нас
юля!
Маркс
раскрыл
истории законы -
пролетариат
поставил у руля.
Книги Маркса -
не набора
гранки,
не сухие
цифр
столбцы.
Маркс
рабочего
поставил
на ноги
и повел
колоннами
стройнее цифр.
Вел
и говорил -
сражаясь лягте,
дело -
корректура
выкладкам ума.
Он придет,
придет
великий практик.
Поведет
полями битв,
а не бумаг.
Жерновами дум
последнее меля
и рукой
дописывая
восковой,
знаю,
Марксу
виделось
видение Кремля
и коммуны
флаг
над красною Москвой.
Назревали,
зрели дни -
как дыни.
Пролетариат
взрослел
и вырос из ребят.
Капиталовы
отвесные твердыни
валом размывают
и дробят.
У каких-нибудь годов
на расстоянии
сколько гроз гудит
от наростаний,
завершается
восстанием
гнева наростание,
наростают
революции
за вспышками восстаний.
Крут
буржуев
озверевший норов.
Тьерами растерзанные
воя и стеная,
тени прадедов
парижских коммунаров
и сейчас
вопят
парижскою стеною.
Слушайте, товарищи!
Смотрите, братья!
Горе одиночкам -
выучьтесь на нас.
Сообща взрывайте.
Бейте партией,
кулаком
одним
собрав
рабочий класс.
Скажут -
"мы вожди"
а сами -
шаркунами.
За речами
шкуру
распознать умей!
Будет вождь
такой,
что мелочами с нами -
хлеба проще -
рельс прямей.
Смесью классов,
вер,
сословий
и наречий
на рублях колес
землища двигалась,
Капитал
ежом противоречий
рос во всю
и креп,
штыками иглясь.
Коммунизма
призрак
по Европе рыскал,
уходил
и вновь
маячил в отдаленьи.

По всему поэтому
в глуши Симбирска
родился
обыкновенный мальчик
Ленин.

Добавлено спустя 55 минут 42 секунды:
Жгут империалистическую гидру.



Добавлено спустя 1 минуту 20 секунд:

Спойлер

[Natish]

Начинаю
про Ленина рассказ.

это батюшки скорбят, что ли?

[Папа_Карло]

это батюшки скорбят, что ли?

Это украшение к празднику и кто то удачно сделал фото, поймал момент.

[Natish]

так что там с мензуркой? что за агрегат?)))

[Папа_Карло]

так что там с мензуркой? что за агрегат?)))

Вариантов больше нет?

[Папа_Карло]

Марсово поле

Похороны юного коммунара пролеткультовца Коти Мгеброва-Чекана
1922 г.
Из некролога:
«В понедельник 24-го апреля трагически умер, попав под трамвай, маленький артист петроградского пролеткульта 9-ти летний Котя Мгебров-Чекан.
С 1918 года Котя Мгебров-Чекан до последнего времени перед большими и малыми пролетарскими аудиториями читал революционные стихи. Всего несколько дней тому назад он выступал в коммунистическом университете на объединенном собрании рабфаковцев. В конце декабря 1918 года и весь 1919 год он выступал в Пскове, Валке, Юрьеве, Риге как декламатор и артист почти в двух десятках концертов и спектаклей с агитационно-пропагандистской труппой пролеткульта. Во время наступления Юденича вместе с артистами „Героического театра“ вдохновлял красноармейцев под Красной Горкой. В 1921 году во время „Кронштадтского восстания“ он опять под Кронштадтом и снова вдохновляет бойцов.
Подробности смерти таковы: 22 апреля в 4 часа он взял у матери хлеба отнести знакомому, более его голодающему мальчику. На Моховой улице вскочил в трамвай. Стоящий на площадке неизвестный старик столкнул его, и трамвай перерезал мальчику обе ноги.
Склоним головы перед ним, как перед революционным юношеством, так много отдавшим и отдающим в общей борьбе за освобождение пролетариата.»