#278 Aroha » Вт, 29 августа 2023, 18:20
Дмитрий Ольшанский пишет:
"Кто мог представить, что ленинградский спортивный мальчик, затем фигурант безобразного уголовного дела с длинным сроком, затем сомнительный делец на криминальных питерских улицах, затем ресторатор, организатор придворных банкетов, владелец того и сего, человек, без сомнения, колоритный, но всё-таки из определённой колоды, которую мы хорошо знаем, - вдруг сделается сердитым голосом воюющей России, символом фронтовой ярости, героем целой патриотической толпы? Как вообще образовался в русском эфире этот бешеный 60-летний Пригожин в экипировке штурмовика, произносящий свои запретные речи, стоя на переднем донбасском краю, среди разрушенных многоэтажек?
Выигранное Пригожиным у армии Украины сражение в Бахмуте - стало большой национальной победой, поскольку случилось на пике сопротивления противной стороны. Успехи России 22-года - прежде всего, в Приазовье, - можно было объяснить, помимо несомненного мужества русского солдата, ещё и удачными обстоятельствами, а именно эффектом февральской неожиданности, неготовностью врага воевать одновременно везде, отсутствием тогда ещё серьёзной западной помощи. Но к тому моменту, когда Пригожин, во главе своего Шервудского леса, пошёл на Бахмут, - против него была стянута полноценная регулярная армия, усиленная всем западным миром. Неужели же этот страшный тип, собравший свой Вагнер из отставников и ушкуйников, сможет продавить целое государство?
Но он смог. Какой ценой - вопрос существенный, но для его славы уже второстепенный. Поэт сказал об этом раз и навсегда: "сколько он пролил крови солдатской в землю чужую! Что ж, горевал? Что он ответит, встретившись в адской области с ними? "Я воевал". Пригожин, цитируя классику, дрался, потому что дрался, он шёл за успехом, за фартом, за славой, а вовсе не за окончательным поражением Украины. Его удаль происходила из той эпохи, где ещё не было утвердившихся наций и государств с их определённой лояльностью, и где бродячий барон, искатель золота и приключений, был сам себе хозяин. Тем не менее, России нужны такие люди. Они, при всех претензиях к ним, та соль, без которой нельзя приготовить блюдо нашего величия.
Популярность Евгения Викторовича была основана на двух его свойствах. Во-первых, и это сделало его авторитетом в окопах, он в своей работе предпочитал положительный отбор, он шёл за прибылью, а не прикарманивал убытки. Иными словами, он выдвигал лучших, давал право голоса знающим и отличившимся, принимал решения в интересах дела, а не в логике "как бы чего не вышло" или "согласуем эту проблему с женой зятя племянницы брата однокурсника Иван Иваныча, а пока всё оставим как есть".
Второе и главное - Россия чудовищно изголодалась по эффекту личного участия человека с деньгами и положением - во всеобщих бедах. Рыбьеглазые начальники бубнят свои положенные тексты, и ждать от них эмпатии, пусть и не доброты, но хотя бы ярости, - так же бессмысленно, как и рассчитывать на марсиан. В России нет политической речи от первого лица, нет прямого разговора власти с гражданином, нет харизматического стиля, который вызывает магнетическое впечатление вовлечённости босса в жизнь простых смертных. Люди хотят, чтобы кто-нибудь сильный - обращался именно к ним, переживал вместе с ними, злился за них, мстил за них, шёл навстречу огню, когда мог бы в теории и не идти. Русские люди сироты, это нелюбимый, обделённый вниманием народ.
И Евгений Викторович дал им это внимание, отдал им собственный громкий голос. Могут сказать: это была имитация, театр. А я скажу: чтобы что-нибудь как следует имитировать, надо прожить это всерьёз. Государство забудет о нём. Вычеркнет бунтовщика из своих казённых отчётов, ведь у нас всё хорошо. А русский народ не забудет. Русский народ таких любит - отчаянных, разбойных, злых и весёлых, сложивших голову непонятно за что. За размах молодецкий. Всё было и всё прошло. Больше не бизнесмен, не уголовник, не устроитель банкетов, и уже не хозяин армии башибузуков, - он шагнул в историю. И там, в истории, где ценятся яркие краски, ему простят зло и дорисуют добро".
Лучше и не скажешь
