Мудрый кот изучает причины мужского унижения
Сегодня для нас нет ничего актуальней облегчений.
читается, ув. друзья, что наши меньшие братья знакомы со сновидениями. У кого была собака, тот, скорее всего, согласится — каждому доводилось наблюдать, как четвероногий любимец поскуливает во сне, дёргает лапками, будто в беге, а может даже громко тявкнуть и удивлённо проснуться от собственного голоса. По его глазам видно, что он только что охотился или, наоборот, получал по морде свёрнутым буклетом.
Чего мы не можем знать — так это того, видят ли собачки и кошечки странные сны. Я имею в виду сны, в которых собачка скачет по деревьям или сидит за хозяйским компьютером и колотит по клавиатуре, а кошечка седлает огромного голубя и парит на нём между домов.
Мы не можем знать, воображают ли себя животные кем-нибудь ещё.
Но, кажется, мы можем быть уверены в том, что по крайней мере животные умеют мнить о себе.
Они в этом смысле, за редкими исключениями невоспитуемых (и усыпляемых в конце концов) психов, чистые оппортунисты — как, впрочем, и мы. Каждая собачка время от времени проверяет, кто тут папа, с помощью мелких и безотчётных непослушаний. Если они сходят ей с лап, то собачка увеличивает масштаб и накал — и в конце концов (иные из нас наблюдали и такие примеры) какой-нибудь шпиц начинает буквально строить своё семейство, щёлкая на всех зубами и раздавая ЦУ.
Кошечки иерархичны иначе, но мне был знаком один полуперс, который считал себя в доме мужиком (несмотря на дефабержированность) и поэтому аккуратно отмечал своё присутствие и доминирование по всей квартире, стоически снося довольно болезненные репрессии от хозяйки. Он не мог пойти против своей природы — но едва в квартире завёлся мужчина-человек, как ув. полуперс с радостным облегчением перестал развешивать, фигурально говоря, свои дацзыбао и проскрипции, сложил полномочия как Сулла и превратился в простого, хотя и разговорчивого, частного котика.
Они делают это, повторюсь, безотчётно — такова их природа. Животные, сколько нам известно, неспособны к рефлексии, не испытывают интереса к собственным личностям и вообще «не разгадывают себя». Соответственно, они не очень способны и «мнить о себе втайне от санитаров»: нет, они практичны. Своё собственное социальное положение они определяют через внешнее отношение.
Отсюда и несколько парадоксальное поведение тех же крупных собак, которые периодически приходят к своим хозяевам и кладут голову им на колени. Согласно толкованию знающих собакологов (я знаю, как данная профессия называется, но давно пора отдать её название специалистам по фильмам), особенно не относящихся к т. н. зоошизе — это не просто выражение любви и требование внимания, но своего рода покорное предложение хозяину подтвердить его командирство. Хозяину подставляется шея, и хозяин должен своей лаской отдоминировать питомца — отчего у питомца в душе наступает гармония и чувство, что он в безопасности и ничего не надо решать, ведь за него начальство думает.
…Как легко понять, это текст не о собаках, а о нас. В том смысле, что в отличие от прочей природы мы, ув. люди, отделены от чистой погружённости в бытие скафандром рефлексии, самоозадаченности, вопросом «кто я и зачем мне этот мир».
Этот скафандр бывает очень разных дизайнов и расцветок. Он даёт нам массу возможностей, о которых братья меньшие не то что не мечтали — не имеют никакого представления, ибо не понимают их сути и не в состоянии себе вообразить, зачем им это. Я люблю напоминать о нашей царственной способности «пересочинять» мир, толкуя его устройство и поведение как красоту и добро, адресованные лично нам. Т.е. птички услаждают наш слух, цветы радуют наш глаз, звёзды — созданы для того, чтобы мы мечтали.
Между прочим, мы имеем на это полное право. Нелепым представляется подход хардкорных материалистов, которые считают, что единственно верное «на самом деле» — это такое «на самом деле», которое опровергает и игнорирует наше восприятие («звёзды на самом деле — гигантские шары горячей материи, птицы на самом деле кричат о своей территории, цветы наа самом деле подманивают опылителей, и им всем на нас наплевать». А нам что, не должно быть наплевать на то, что им наплевать? А почему, собственно).
Нет — человек царственен именно потому, что способен видеть в безмозглой якобы природе красоту и смысл. В конце концов, сама «безмозглость» природы под большим сомнением — в ней есть немало загадок, на которые по сей день не дано сколько-нибудь убедительного ответа (год назад я упоминал «загадку мимикрии») и которые заставляют предположить, что материя, быть может, вообще не так уж чужда сознанию.
Если мы часть природы, то для нас пересочинять мир — естественно.
Иногда мы можем дать на какое-нибудь загадочное событие даже целых два верных ответа. Автор этих взволнованных строк как-то летним утром вышел в магазин через дорогу — и когда проходил под яблоней, с неё на меня с хорошо слышным «вшшшух» упали разом сотни мелких зелёных козявок.
Это выглядело как атака, и первым моим движением было, конечно, всех их с себя панически стряхнуть. Когда я справился с этой задачей, то взял одну из пассажирок и как мог внимательно рассмотрел. Это, по-моему, была тля (а тли не едят людей) — поэтому, покупая кофе, я получил возможность построить версию на тему «чего это они». Через несколько минут, припомнив то, что я читал о цикле размножения этих примечательных насекомых, я построил биологическую версию: это были т. н. расселительницы. То есть на ветвях яблони расплодилось столько тли, что очередное клонированное поколение, народившееся за ночь, отрастило крылышки и засело в засаду на ближайший транспорт до следующего растения. Этим ближайшим транспортом и первым автобусом оказался я — и все на меня сели, и по их задумке я должен был отправиться к другим кустам или яблоням, где они бы покинули меня и переселились на новое место.
…Но в это же самое время автора этих взволнованных строк активно пытались поюзать одни милые люди, и намеревались сделать это глубоко неприятным и бесполезным для меня способом (по формуле «наши хотелки — ваш долг, ведь мы к вам так хорошо относимся, неужели вы не отблагодарите нас за одобрение»), и я имел довольно дурное настроение, поскольку все мы любим, когда к нам хорошо относятся, но никто не любит, когда это хорошее отношение выражается таким способом.
Так вот: эпизод с атакой юнитов тли, будучи для них всего лишь актом великой борьбы за жизнь — оказался также и прекрасной, своевременной метафорой для меня. Данная метафора самой своей очевидностью помогла принять решение (давние ув. читатели данного проекта догадываются, что милые люди пошли на мороз, и да, между прочим — никто от этого не умер).
Иными словами, перед нами в данном и подобных случаях — правильное человеческое использование мира. Что бы в нём ни происходило — это происходит в том числе для нас. Всякое явление, строго говоря, и существует-то не только само для себя. Из самого слова следует, что явление существует и для того, кому оно явилось.
Христианские мыслители для таких случаев имеют хорошее выражение: «Мир иконичен». То есть он есть, в числе прочего, εἰκών, «образ» для человека, и человек может с полным правом читать его как образ или целую книжку символов.
Разумеется, данное утверждение не стоит доводить до абсурда. Голову на плечах лучше сохранять — иначе можно достукаться до апофении (так, если мне не изменяет память, называют расстройство, при котором мы начинаем слышать советы в шелесте деревьев и распознавать указания к действиям в номерах магазинных чеков).
Но это уже не иконичность, это идолопоклонство. Сознательный христианин всегда помнит, что икона — это дерево и краски. Если дерево начинает с нами разговаривать, значит, нам пора воздерживаться от поездок за рулём и стоит записаться на приём к специалисту. Иногда звуки просто звуки, а картинки просто картинки. Вчера автор услышал доносящиеся с детской площадки торжествующие вопли:
— На нас напали квадропоперы!
— Квадропоперы захватывают весь мир!
— Найдена вакцина от квадропопизма!
Едва ли здесь стоит искать каких-нибудь смыслов — кроме того, что ув. дети молодцы и качественно пересочиняют наше время для себя.
Мы вырастаем и зачастую перестаём так ураганно креативить — но это не значит, что мы вовсе теряем способность к пересочинению. Скорее стоит предположить, что она остаётся с нами на всю жизнь — просто изменяется.
И она, конечно, таит в себе известные опасности — главную из которых можно сформулировать так:
— Нас подкарауливает опасность настолько пересочинить себя, что мы становимся рабами и пленниками самовосприятия. И начинаем делать самые дикие вещи по велению собственных воображаемых икон св. себя.
На днях я услышал парадоксальную, но тем и интересную версию причин такого страннейшего явления, как (прошу прощения, сейчас будет 18+, надеюсь, вы уже допили кофе) мужчины, платящие дамам деньги за то, чтобы те их содомировали.
С точки зрения здравого смысла трудно найти что-нибудь более далёкое от мужской природы, чем мужчина, ищущий унижения и подчинения. Да ещё и такого откровенного. Мужчина должен быть, по идее, напротив, активен и доминантен.
…Но фокус в том (гласит версия), что многие граждане мужского пола влачат на себе «завышенную самооценку» главных лиц Вселенной как тяжкий груз. Они помнят о том, что они тут самые великие, самые талантливые и самые крутые, и никак не могут об этом забыть — а поскольку жизнь постоянно опровергает данную установку, то их величие превращается в источник ощущения своей вечной виноватости и косячности (хотя и непонятно, перед кем).
Ну так вот: в минуты, когда им делают пеггинг, эти граждане освобождаются от тяжкого груза своей величественной вины. Они ничего не контролируют (уже кайф) и при этом принимают своего рода наказание за провинности, сводя таким образом баланс внутренней бухгалтерии (двойной кайф).
Повторюсь: это так парадоксально, что даже убедительно. Чванство, кажется, так и должно вознаграждаться, в этом есть своеобразный юмор.
Здесь возникает практический — и очень практичный — вопрос: а что делать, чтобы не захотеть «сбрасывать напряжение» подобными способами?
Вопрос не праздный, ведь на самом деле линейка унижений, волю к которым испытывают земляне, куда шире. Пеггинг в спальне, конечно, симптом неблагополучия, но по сравнению с пеггингом по жизни, которым наслаждаются из последних сил сегодня целые нации, он имеет характер невинной игры в крысу.
Как представляется, у нас нет иных инструментов, кроме бдительного и по возможности регулярного (а лучше непрерывного) мониторинга результатов наших усилий по утверждению себя в мире.
Мир есть не только икона, но также и зеркало — и изображение в нём можно корректировать, как известно, лишь двумя способами.
Первый — установить на него смартфильтр, делающий отражение моложе, стройней и мускулистей (и в крутых часах и на фоне личного дворца).
Второй — стараться сделать стройней, мускулистей и ресурсней себя по эту сторону зеркала.
Это последнее требует куда больше труда, а порой требует и признания собственных пределов (как ни старайся, мы не станем вновь героями песочницы и королевами школьного бала). Но зато избавляет нас от необходимости сводить баланс, платя за воображаемое величие идола в зеркале — буквальными унижениями нас самих.
(с)
В.М.