Деви,
иногда так хочется поговорить по душам, поделиться, вполне понятны Ваши рассуждения
и мне кажется, что когда у нас не получается любить что-либо или кого-либо (включая и себя) по каким либо причинам,
тогда возможно подумать и о смерти, почему бы и нет,
и сразу что пришло на ум - все мы умрем, что там переживать, вопрос более интересный - как, и что дальше?-)
и сразу вспомнилось из трилогии Константина Муравьева *Перешагнуть пропасть* момент по теме данной, там про героя , который 45 тысяч лет прожил в мире Бога смерти ,был у него учеником, ну да, он умирал так примерно миллион раз, или около того, ну и непобедимым стал, как бы
(под спойлером -отрывок)
- Спойлер
- ...Не знаю, какой сейчас был день, год или столетие, но я умирал и возрождался. Непрекращающийся марафон смертей и возрождений.
И никаких перерывов. Умер. Воскрес. И снова умер.
Если до этого я не успею что-то сделать.
И я пытался успеть. Но сначала у меня, конечно, ничего не получалось.
Первое время я старался считать. Но когда счет перевалил за сто тысяч, я сбился и бросил это дело.
Только после сотой или двухсотой смерти, сейчас я этого уже точно не помню, я понял, о чем говорил мне динозавр, которого я встретил в первый день.
Страх, волны страха начинали накатываться на меня с той стороны, откуда должна была появиться опасность.
Не угроза или враждебность. А животный страх.
Крысоподобные твари-переростки у круга. От них я научился уходить примерно через триста смертей.
Я боялся. Ощутить их зубы, впивающиеся в мое тело. Боялся тех моментов, когда они своей стаей начнут разрывать мою плоть на части.
И наконец-то я это сделал.
Я почувствовал страх и понял, куда мне нужно уйти, чтобы он ослаб. Но страх парализовал меня. Он превращал меня в безвольную куклу. Я стал бояться того, что за ним последует.
Он заставлял замирать, когда нужно было идти. Заставлял отшатываться, когда нужно было остановиться.
И тут появилось другое чувство. Оно родилось из страха и боли. Оно появилось из моего противления им.
Мне кажется, мое сознание как-то сдвинулось в сторону. Я не поменялся. Просто стал смотреть на мир другими глазами.
Страх и боль перестали пугать меня. Они стали еще одним дополнительным чувством. Шестым чувством.
Это и называется инстинктом самосохранения. Желанием жить. Оно гнало меня в нужную сторону. Заставляя предчувствовать страх и боль. И тех, кто может их принести.
Это не было похоже на предчувствие опасности, которым я обладал раньше. Нет. Это было что-то другое.
Это чувство сидело в глубине меня. Не в сознании или в душе. Оно впиталось в меня на уровне инстинктов. На уровне генов. Инстинктов самосохранения и выживания.
И я знал, что никто и никогда не сможет выбить из меня эти мои инстинкты, как те способности, что я утратил, когда попал сюда. И только почувствовав это, я смог покинуть поляну с кругом.
Тогда я ушел с нее впервые.
Сбежал. Убежал. Как оказалось, тропинок было несколько, но все они вели в конечном итоге в нужное место. Туда, где не было страха. Туда, где было безопасно. Это я тоже стал чувствовать.
Следующими были какие-то странные птицы, которые нападали на меня огромной стаей и разрывали мое тело в мгновение ока.
Я уже не обращал внимания на сбитые в кровь ноги, на боль и на невозможность отбиться от них. У меня ничего не было.
Я мог только сбежать. Выбрав правильное направление. Туда, где их не было.
И это указало на еще одно препятствие.
Как оказалось, тропинки всегда были ловушкой. И это показали еще тысяча или десять тысяч моих смертей. Этого я уже не помню.
Я перестал входить на них. Я шел через лес и продирался сквозь чащу. Но больше даже не старался появляться там.
И это было следующей моей ошибкой.
Нельзя следовать одному пути и придерживаться одного и того же плана действий дважды.
Те, кто поджидал меня, всегда знали, где я пойду и где я должен буду появиться. Они ждали меня.
Это показали мне следующие встреченные мной чудовища.
Это были какие-то существа, похожие на гипертрофированных снежных людей, какими у нас их изображают. Только с непропорционально длинными руками и мордами, как у волков.
Меня отлавливали, меня жарили, меня съедали заживо.
Меня пытали, меня просто убивали.
Я попадал в расставленные ловушки. И умирал там или от ран, или от голода, или от других животных.
Чтобы не мучиться, я научился убивать себя сотней разных способов. Лучше умереть быстро, чем быть съеденным, разорванным на части, разрубленным на мелкие кусочки.
Или месяцами висеть на столбе с постепенно отрезаемыми частями тела, сдираемой кожей, отрезанными руками и ногами, испытывая непрекращающуюся боль от зуда и изъедаемого жуками или червями тела.
Сходить с ума от личинок, которые начинают оживать в мозгу и пожирать его изнутри.
Но потом я понял, что собственная смерть это тоже ошибка. И самая большая, которую я мог совершить. Нужно избегать ее. Нужно бороться. Выползать. Наблюдать и запоминать. Наблюдать и запоминать. Мельчайшие подробности. Все, что мне может помочь выжить в будущем. В следующий раз, когда я окажусь здесь.
И поэтому я терпел, я перестал чувствовать. Я научился отключать боль. Жить без рук. Жить без ног. Научился выживать даже тогда, когда, казалось бы, это невозможно.
И это было правильным решением.
Я продвинулся немного дальше.
Я сроднился со страхом и жил с ним.
Я потерял человеческую сущность и стал больше зверем, чем разумным существом.
Я шёл туда, где мог прожить несколько следующих мгновений.
Я старался продвигаться там, где могу пройти.
Где никого не встречу. Где не будет страха и боли, куда гонит меня инстинкт.
Но если страх возникал, я убегал от него. Я скрывался. Я прятался. Я зарывался в землю. Я обкладывался камнями. Я забирался на деревья. Я нырял в реки и озера. Я прятался в болотах. Я маскировался. Я обвешивался ветвями и листьями. Я обмазывался грязью.
Я научился ходить так, что не шелохнется ни одна травинка или веточка. Я всегда чувствовал направление ветра и шел против него. Ни одна даже самая тонкая тростинка не ломалась под моей ногой. Я научился передвигаться так, что они просто там не оказывались. Я научился ходить, не оставляя следов.Ничего не должно был выдавать моего присутствия.
Я научился спать с открытыми глазами. Я всегда видел и чувствовал происходящее вокруг. Я научился слушать и слышать. Я улавливал ритм и атмосферу окружающего меня пространства. Я контролировал его.
Я научился сливаться с окружающей меня обстановкой.
В болоте я становился грязью, такой же тягучей и липкой.
В воде я становился течением, быстрым и вертким.
В горах я становился камнем или скалой, таким же бесчувственным и холодным.
В лесу я становился деревом, таким же живым и дышащим.
И я всегда был ветром. Я должен был знать, что происходит вокруг. Слышать видеть, ощущать и чувствовать.
И вот я плыву к тому самому острову.
Я чувствую, как ко мне приближается страх.
Нужно поднажать. Нужно проплыть еще немного.
И вот я ступаю на берег острова. Я добрался. Я тут.
Слышу тихие шаги. Чувства страха нет.
Инстинкт никуда не гонит меня.
Однако в следующий момент мое тело чувствует приближение скорой боли.
Я резко оборачиваюсь.
И вижу динозавра, взмахнувшего своим тесаком и разрубающего мое тело пополам. От плеча к бедру.
– Вот тебе мой первый урок, – говорит спокойно он, – никогда и никому не верь. Безопасность это лишь иллюзия, и она убивает. Жду тебя в доме.
Еще один взмах – и боль в шее.
И вот я подхожу к тому самому небольшому бревенчатому домику.
В этот раз на пляже меня никто не встретил. Но веры больше нет. Не хочу повторять весь путь сначала. И потому не хочу входить через главный вход. Ищу обходные пути.
Вижу открытое окно. Это как приглашение.
Поэтому быстро меняю свое решение и, резко распахнув дверь, делаю шаг вперед.
– Долго ты, – говорит динозавр, сидящий напротив открытого окна с каким-то огромным подобием арбалета в своих лапах, – я тебя ждал не отсюда. Значит, прогулка не прошла для тебя даром.
И повернувшись в мою сторону, он произносит:
– Одежда в шкафу, выбери для себя, что захочешь. Но сначала отмойся. Озеро ты знаешь где.
Я стою, не сдвинувшись с места.
– Пять минут у тебя есть, – произносит он.
Однако я ему не верю, но все равно подхожу к шкафу и выбираю какие-то штаны. Больше мне пока не нужно. Привык уже.
Динозавр посмотрел на мой выбор и лишь хмыкнул мне вслед.
Выйдя из дома, я сделал небольшой круг и остановился за деревьями.
Две минуты – и из дома выходит этот монстр с арбалетом в руках.
Я – дерево. Меня здесь нет.
Вижу, как он идет в ту сторону, откуда я и пришёл. Хочу пойти в противоположную. Но вдруг резко разворачиваюсь и иду за ним следом...
......это значит, что я буду тебя учить. И он посмотрел на меня.
– Это место специально созданный для этого мир.
– Кем созданный? – спросил я у него.
Это было невероятно. Кто-то создал целый мир, чтобы обучать другого кого-то непонятно чему. Это что, своеобразный полигон, что ли?
Кстати, голова у меня быстро переключилась с моей звериной натуры, которая сроднилась со мной за прошедшее время и стала соображать так же, как и раньше. Хотя и осмысливал я сейчас ситуацию сразу с нескольких сторон. Все-таки мой внутренний зверь теперь всегда и везде будет со мной.
– Не знаю, – ответил тот, – мы нашли доступ сюда очень давно. Как это соотнести с вашим летоисчислением, я не знаю. В этом мире есть некоторые особенности. Время тут течет в перпендикулярном направлении основному стволу его направляющей для нашей реальности. То есть для любого попавшего сюда оно замирает. Но не полностью. Десять тысяч лет проведенных здесь равнялось одному часу, проведенному в нашем мире. Каково соотношение с тем местом, откуда тут появился ты, я не знаю. Но не думаю, что оно сильно отличается.
Он ненадолго замолчал, глядя на меня, а потом продолжил:
– Этот мир создан только для одной цели. Он убивает любого. Он находит лучшие и самые изощренные способы это сделать. И выбраться отсюда можно только одним способом. Пройдя все обучение. Других вариантов нет. Ты понял это?
Я спокойно кивнул, однако его что-то не устроило.
– Нет, похоже, ты не понял. Отсюда нельзя уйти. И если ты не справишься, то умрешь здесь. Ты застрянешь тут на сотни тысяч лет и каждый день, каждую минуту, каждое мгновение тебя будут убивать. Не знаю, есть ли у вас такое понятие, как ад или чистилище, но считай, что ты попал в место гораздо худшее.
– Я знаю, про что вы говорите, – на меня накатило какое-то спокойствие.
– Хорошо, – ответил он, вглядевшись мне в глаза, – тогда давай приступим.
И он поднялся из-за стола.
– Следуй за мной.
Я встал, но потом опомнился и спросил:
– Простите, а чему вы все-таки обучаете? Чему я должен буду научиться?
– Тому единственному, чему может научить этот мир. И он посмотрел мне прямо в глаза.
– Выживать.