Гарриет: А за что он кричал на вас?
Дэвид: Я помню, как однажды я пытался поговорить с ним об усилии. Думаю, что я рассказывал ему о разных усилиях, которые я совершал, чтобы реализовать Атман. Это было вскоре после того, как я только начал к нему приходить. На тот момент я ещѐ не понял, что в этой комнате на слово «усилие» наложено табу. Махараджу действительно не нравилось, когда кто-нибудь его произносил. Идея того, что существует личность, делающая что-то для достижения некоего духовного состояния, была ему абсолютно ненавистна. По-видимому, он чувствовал, что это говорит о полном непонимании его учения. Не чувствуя, что у него уже возникло раздражение из-за использования мною этого слова, я продолжал растекаться мыслью по древу, наивно полагая, что он, вероятно, просто не понимает, что я пытаюсь сказать. Чем больше я старался описать свои усилия и дать им обоснование, тем сильнее он раздражался. Закончилось тем, что я получил нагоняй за моѐ ошибочное понимание и ошибочные подходы. Меня это весьма ошеломило. До сих пор мне не встречался учитель, который бы с таким пренебрежением относился к тяжѐлой работе и приложению усилий на духовном пути. Напротив, все остальные учителя, которых мне довелось до этого встретить, охотно поддерживали подобную активность. Именно поэтому я изначально считал, что здесь имеет место какое-то недоразумение. Только позднее я понял, что, когда Махарадж говорил, он не давал указаний, которые следует выполнять. Он просто говорил вам, кем и чем вы являетесь. От вас ожидалось, что выпоймѐте и переживѐте то, о чѐм он говорил, а не превратите это в практику. Практика этого лишь подтверждала, что на самом деле вы не поняли, о чѐм он говорил. Одним из вопросов, которые всегда действовали ему на нервы, был такой: «Да, Махарадж, интеллектуально мне понятно, о чѐм вы говорите, но что мне нужно сделать, чтобы пережить это на опыте?» Если вы такое говорили, это значило, что вы совершенно не поняли ни его, ни того, что он пытался сделать.
У меня есть ещѐ одно неприятное воспоминание о другом случае, когда он на меня разозлился. В какой-то день моѐ внимание было рассеянным, а ум увлечѐн грандиозными фантазиями эго. Я погрузилсяв свой собственный маленький мирок, не придавая значения тому, что происходило вокруг. На середине предложения Махарадж прекратил изложение своего ответа одному из посетителей, повернулся ко мне и стал на меня кричать, требуя отчѐта, слушал ли я его и понимал ли, о чѐм он говорит. Я выполнил малое простирание в качестве извинения и вернул своѐ внимание к тому, что он говорил. Позже несколько человек интересовалось у меня, почему он внезапно так неистово на меня напустился, ведь все они видели, что я просто сидел, думая о своѐм. Но я определѐнно этого заслужил. Глядя назад, я могу сказать, что это только увеличило как мою внимательность,так и веру в Махараджа. Когда вы понимаете, что сидящий перед вами учитель постоянно наблюдает за всеми вашими мыслями и чувствами, то это заставляет вас хорошенько очищать вашу мыслительную деятельность. Ещѐ был случай, когда Махарадж рассердился на меня только потому, что один из переводчиков не понял, о чѐм я спросил. Я сказал, что накануне Махарадж сказал одно, а этим утром он говорит нечто такое, что можно назвать прямо противоположным сказанному вчера. Переводчик почему-то решил, что я критикую качество вчерашнего перевода и передал это Махараджу. Махарадж из-за этого очень на меня рассердился, но тогда я совсем не почувствовал себя задетым, поскольку сразу же понял, что его реакция была просто следствием недоразумения. Кто-то, в конце концов, объяснил переводчику, что я на самом деле имел в виду, и тот принѐс свои извинения за все волнения, к которым привели его комментарии.
Гарриет: Все ли переводчики были хорошими? Мне говорили, что некоторые из них были лучше, чем остальные.
Дэвид: Да, были и хорошие и не очень хорошие. Думаю, что все знали, кто из них хороший, а кто нет, но это не означало, что именно хороших переводчиков просили переводить, если они присутствовали. Похоже было, что в этой работе существовали определѐнные приоритеты. Тех переводчиков, которые ходили к Махараджу дольше всех, приглашали в первую очередь, невзирая на уровень их способностей, а те, которые могли выполнять эту работу лучше, должны были ждать момента, когда будут отсутствовать главные переводчики. Когда я пришѐл впервые, утренние переводы преимущественно делал человек по имени Сапре. Даже несмотря на то, что большинство из нас совершенно не знало маратхи, мы чувствовали, что, судя по тому, как долго он говорил, многое он просто добавлял от себя. Несколько человек жаловалось на это Махараджу, но он всегда поддерживал Сапре и обычно сердился на тех, кто был им недоволен. Это и было причиной его резкого выпада, о котором я только что рассказал".
