На днях в инете на сайте разных приколов нарвался на фото наклейки на машине.
Честно сказать при виде этого "прикола" мне было совсем не прикольно.
Я не был на войне. Не воевал... Но я достаточно умен, чтобы понять, что война - это страшно, жестоко и бесчеловечно... Неужели россияне уже забыли, что такое война? Ведь не так много времени прошло с ВОВ, еще живы ветераны, а вот не так давно была война в Афгане, буквально 15 лет назад прошел конфликт в Чечне. И кому все неймется, кто хочет повторить 2-ую мировую? Что стало с нашими соседями? А как вам это?
Люби врагов, чтобы ДРУЗЬЯ БОЯЛИСЬ!!!
Если честно такого друга я врагу не пожелаю. И реально становится не по себе от такого соседства.
The Village нашёл дизайнера этой картинки, художника по виниловым автонаклейкам, который считает, что в популярности стикера виноваты сами покупатели.
Это было года три назад, в 2012 году. Ко мне приехал старый клиент, обычный автолюбитель, и говорит: «Давай что-нибудь сделаем ко Дню Победы». Но ничего не придумывалось. Я нарисовал вот это, чтобы он просто от меня отстал. Я думал, что он откажется от неё (от наклейки. — Прим. ред.), а он насел. Когда наклейка была произведена, мы её троим наклеили (на три машины. —Прим. ред.). Они выпендрились. Тогда наклейка выглядела точно так же, как сейчас, только без надписи «Можем повторить». По этическим соображениям я больше их никому не предлагал.
Тот, кто торгует этой наклейкой, он бизнесмен. Он ищет только легальный способ заработать, и вопрос этики во время заработка для него не стоит. А если мы будем махать кулаками и говорить всем, что кому делать, тогда снова вернёмся к Союзу. Просто очевидно, что эта наклейка, как индикатор, показала разложение самого общества.
Задайте себе вопрос: почему наклейка такая популярная? Это ведь не потому, что её правительство продвигает. Сам народ хочет этого. Я сам делаю принты на 9 Мая: не берут хорошее, доброе, интересное. Берут эту пошлость, а я не хочу ейТОРГОВАТЬ. Я много рисую принтов, но в основном просят нарисовать одну быдлятину. Я многие вещи не пропускаю, поэтому и не имею таких продаж.
Даже автор этого "шедевра" понимает абсурд происходящего и не хочет гордиться своим произведением.
- Спойлер
- Тем кто желает повторить, даже пусть и на словах, пусть показной бравадой, я хотел бы порекомендовать прочитать книгу Светланы Алексиевич "У войны не женское лицо".
Сергей Кузнецов, писатель, главный редактор «Букника»:
В нашей семье не рассказывали о войне. За много лет до моего рождения мой отец, сам еще мальчишка, попросил деда рассказать, а дед ответил: «Незачем тебе об этом знать. Там только грязь и кровь».
Как все советские дети, я много читал о войне – и все время мне не хватало ощущения правды, той самой грязи и крови. Не хватало до тех пор, пока уже в девяностые я не прочитал «У войны не женское лицо». Постперестроечное издание книги открывалось чем-то вроде предисловия, где Светлана Алексиевич приводит те рассказы, которые не пропустила цензура или которые она сама не захотела включить в книгу. Тогда я впервые ощутил, что мое внутреннее чувство войны совпало с тем, что я читаю.
Даже многие поклонники книги Алексиевич не знают этого предисловия (в Интернете часто находится именно старое издание) — и поэтому мы решили опубликовать эти короткие главки 9 мая, в День Победы. Нам казалось, что слова правды послужат не только данью памяти всем, кому не повезло жить в то страшное время, но и станут противоядием от новой лжи, трескучих слов и фальшивого патриотизма, которых сегодня даже больше, чем в годы моей юности. Нам хотелось бы, чтобы люди, которые кричат «Если надо — повторим!» прочитали, как сами фронтовики описывали свой военный опыт.
Честное слово, они не хотели повторять.
Много лет мне казалось, что я хорошо помню эти страницы, помню чувство бесконечного ужаса. Перечитывая их, я увидел, что это предисловие говорит не только о жестокости и безумии, не только об искалеченных душах и утраченной человечности, не только о насилии и убийстве, но о бесконечном сострадании, которое может испытать человек. И то, что это иногда случается посреди кошмарного ада войны – это и есть самое главное, о чем хотелось бы вспомнить сегодня.Конец цитаты.
Чтобы вы поняли я приведу некоторые примеры из этой книги.
* * *
"У меня было ночное дежурство... Зашла в палату тяжелораненых. Лежит капитан... Врачи предупредили меня перед дежурством, что ночью он умрет... Не дотянет до утра... Спрашиваю его: "Ну, как? Чем тебе помочь?" Никогда не забуду... Он вдруг улыбнулся, такая светлая улыбка на измученном лице: "Расстегни халат... Покажи мне свою грудь... Я давно не видел жену...". Мне стало стыдно, я что-то там ему отвечала. Ушла и вернулась через час. Он лежит мертвый. И та улыбка у него на лице..."
* * *
"Выходили из окружения... Куда ни кинемся — везде немцы. Решаем: утром будем прорываться с боем. Все равно погибнем, так лучше погибнем достойно. В бою. У нас было три девушки. Они приходили ночью к каждому, кто мог... Не все, конечно, были способны. Нервы, сами понимаете. Такое дело... Каждый готовился умереть...
Вырвались утром единицы... Мало... Ну, человек семь, а было пятьдесят. Посекли немцы пулеметами... Я вспоминаю тех девчонок с благодарностью. Ни одной утром не нашел среди живых... Никогда не встретил..."
* * *
"Кто-то нас выдал... Немцы узнали, где стоянка партизанского отряда. Оцепили лес и подходы к нему со всех сторон. Прятались мы в диких чащах, нас спасали болота, куда каратели не заходили. Трясина. И технику, и людей она затягивала намертво. По несколько дней, неделями мы стояли по горло в воде.
С нами была радистка, она недавно родила. Ребенок голодный... Просит грудь... Но мама сама голодная, молока нет, и ребенок плачет. Каратели рядом... С собаками... Собаки услышат, все погибнем. Вся группа — человек тридцать... Вам понятно?
Принимаем решение...
Никто не решается передать приказ командира, но мать сама догадывается. Опускает сверток с ребенком в воду и долго там держит... Ребенок больше не кричит... Ни звука... А мы не можем поднять глаза. Ни на мать, ни друг на друга..."
* * *
"Когда мы брали пленных, приводили в отряд... Их не расстреливали, слишком легкая смерть для них, мы закалывали их, как свиней, шомполами, резали по кусочкам. Я ходила на это смотреть... Ждала! Долго ждала того момента, когда от боли у них начнут лопаться глаза... Зрачки...
Что вы об этом знаете?! Они мою маму с сестричками сожгли на костре посреди деревни..."
* * *
"Наступаем... Первые немецкие поселки... Мы — молодые. Сильные. Четыре года без женщин. В погребах — вино. Закуска. Ловили немецких девушек и...
Десять человек насиловали одну... Женщин не хватало, население бежало от советской армии, брали юных. Девочек... Двенадцать-тринадцать лет... Если она плакала, били, что-нибудь заталкивали в рот. Ей больно, а нам смешно. Я сейчас не понимаю, как я мог... Мальчик из интеллигентной семьи... Но это был я...
Единственное, чего мы боялись, чтобы наши девушки об этом не узнали. Наши медсестры. Перед ними было стыдно..."
* * *
"Утром каратели подожгли нашу деревню... Спаслись только те люди, которые убежали в лес. Убежали без ничего, с пустыми руками, даже хлеба с собой не взяли. Ни яиц, ни сала. Ночью тетя Настя, наша соседка, била свою девочку, потому что та все время плакала. С тетей Настей было пятеро ее детей. Юлечка, моя подружка, сама слабенькая. Она всегда болела... И четыре мальчика, все маленькие, и все тоже просили есть. И тетя Настя сошла с ума: "У-у-у... У-у-у..." А ночью я услышала... Юлечка просила: "Мамочка, ты меня не топи. Я не буду... Я больше есточки просить у тебя не буду. Не буду...".
Утром Юлечки я уже не увидела... Никто ее не нашел... Тетя Настя... Когда мы вернулись в деревню на угольки... Деревня сгорела... Тетя Настя повесилась на черной яблоне в своем саду. А дети стояли возле нее и просили есть...".
"Нас окружили... С нами политрук Лунин... Он зачитал приказ, что советские солдаты врагу не сдаются. У нас, как сказал товарищ Сталин, пленных нет, а есть предатели. Ребята достали пистолеты... Политрук приказал: "Не надо. Живите, хлопцы, вы — молодые". А сам застрелился...
А когда мы вернулись, мы уже наступали... Помню маленького мальчика. Он выбежал к нам откуда-то из-под земли, из погреба, и кричал: "Убейте мою мамку... Убейте! Она немца любила..." У него были круглые от страха глаза. За ним бежала черная старуха. Вся в черном. Бежала и крестилась: "Не слушайте дитя. Дитя сбожеволило..."
* * *
"Днем мы боялись немцев и полицаев, а ночью — партизан. У меня последнюю коровку партизаны забрали, остался у нас один кот. Партизаны голодные, злые. Повели мою коровку, а я – за ними... Километров десять шла. Молила – отдайте. Трое детей в хате ждали... Попробуй найди в войну хорошего человека...
Свой на своего шел. Дети кулаков вернулись из ссылки. Родители их погибли, и они служили немецкой власти. Мстили. Один застрелил в хате старого учителя. Нашего соседа. Тот когда-то донес на его отца, раскулачивал. Был ярый коммунист.
Немцы сначала распустили колхозы, дали людям землю. Люди вздохнули после Сталина. Мы платили оброк... Аккуратно платили... А потом стали нас жечь. Нас и дома наши. Скотину угоняли, а людей жгли.
Ой, доченька, я слов боюсь. Слова страшные... Я добром спасалась, никому не хотела зла. Всех жалела..."
* * *
"Я до Берлина с армией дошла...
Вернулась в свою деревню с двумя орденами Славы и медалями. Пожила три дня, а на четвертый мама поднимает меня с постели и говорит: "Доченька, я тебе собрала узелок. Уходи... Уходи... У тебя еще две младшие сестры растут. Кто их замуж возьмет? Все знают, что ты четыре года была на фронте, с мужчинами..."
Не трогайте мою душу. Напишите, как другие, о моих наградах..."
* * *
"На войне как на войне. Это вам не театр...
Выстроили на поляне отряд, мы стали кольцом. А посередине — Миша К. и Коля М., наши ребята. Миша был смелый разведчик, на гармошке играл. Никто лучше Коли не пел...
Приговор читали долго: в такой-то деревне потребовали две бутылки самогона, а ночью... двух девочек... А в такой-то деревне... У крестьянина... забрали пальто и швейную машинку, которую тут же пропили... У соседей... Приговариваются к расстрелу...
Кто будет расстреливать? Отряд молчит... Кто? Молчим... Командир сам привел приговор в исполнение..."
* * *
"Многие из нас верили... Мы думали, что после войны все изменится... Сталин поверит своему народу. Но еще война не кончилась, а эшелоны уже пошли в Магадан. Эшелоны с победителями... Арестовали тех, кто был в плену, выжил в немецких лагерях, кого увезли немцы на работу — всех, кто видел Европу. Мог рассказать, как там живет народ. Без коммунистов. Какие там дома и какие дороги. О том, что нигде нет колхозов...
После Победы все замолчали. Молчали и боялись, как до войны..."
* * *
"Мы уходим... А кто там следом?
Я – учитель истории... На моей памяти учебник истории переписывали три раза. Я учила по трем разным учебникам... Что после нас останется? Спросите нас, пока мы живы. Не придумывайте потом нас. Спросите...
Знаете, как трудно убить человека. Я работала в подполье. Через полгода получила задание — устроиться официанткой в офицерскую столовую... Молодая, красивая... Меня взяли. Я должна была насыпать яд в котел супа и в тот же день уйти к партизанам. А уже я к ним привыкла, они враги, но каждый день ты их видишь, они тебе говорят: "Данке шон... Данке шон..." Это – трудно...
Убить трудно...
Я всю жизнь преподавала историю, но я знала, что ни об одном историческом событии мы не знаем всего, до конца. Всех пережитых чувств.
Всей правды..."
http://booknik.ru/today/non-fiction/poprobuj-najdi-v-vojnu-xoroshego-cheloveka/
http://gordonua.com/publications/Aleksievich-80220.html
Вам не стало страшно? Не пропало желание повторять такое?
Я агностик, практически атеист, но знаю есть мудрые люди и среди священнослужителей. Хочу привести слова православного священника Феодора Людоговского.
Я плохой публицист. Хороший публицист (колумнист, эссеист) пишет иронично и метафорично; его язык не лишен приятности и некоторой цветистости, однако же всему он знает меру; он уважает и ценит своего читателя, а потому не дает ему готовых ответов, не пичкает его моралью, а лишь предоставляет факты и делает намеки – читатель же, будучи взрослым эрудированным человеком, волен сам делать выводы из сказанного.
Я плохой публицист – и я не буду говорить намёками. Трудно найти в себе силы на изящную иронию, когда сердце переполнено горечью, когда ты находишься на грани отчаяния.
Недавно на одной из московских улиц (впрочем, к чему эти неопределенности: это был Сущевский вал, дом 59, рядом с выходом из метро «Марьина роща») я увидел машину с наклейкой на заднем стекле. Нет, это было не привычное уже «Спасибо деду за Победу!» с георгиевской ленточкой в каком-нибудь неожиданном месте. Надпись на серой «Волге» гласила: «1941–1945. Можем повторить».
Я понимаю, что во многих своих публикациях говорю очевидные вещи. Но опыт показывает, что очевидное для одних является тайной за семью печатями для других. Поэтому позволю себе напомнить, что такое «1941–1945».
Это самая страшная война в истории нашей страны и в истории всего человечества. Это 30 миллионов погибших наших соотечественников. Это миллионы и миллионы людей, подорвавших свое физическое и душевное здоровье, миллионы раненых и калек, вдов и сирот. Это разрушенные города, разрушенные семьи, разрушенные жизни. Это война, после которой наша страна так и не оправилась.
Можем ли мы это повторить? Да, легко. Но пока мы еще не соскользнули в бездну кровавого хаоса, хотелось бы понять, как мы дошли до жизни такой. По всей видимости, в те два десятка лет, что прошли с распада СССР, в нашей стране выросло поколение, для которого война – нечто доисторическое, произошедшее в некую легендарную эпоху и известное в основном по анекдотам про Штирлица. Иначе откуда бы взялось это пошловато-бодрое «Спасибо деду за Победу»?
Если ты благодаришь человека за то, что он спас твою жизнь ценой своей, то тут вряд ли уместны придурковатые частушки. Но если этот дед – фольклорный персонаж наподобие Чукчи или Вовочки – тогда почему бы нет? Тогда всё это и в самом деле может быть весёлым и прикольным.
Подобно памяти о войне исчезает и память о красном терроре, о сталинских репрессиях, о советских концентрационных лагерях, о роли большевиков и чрезвычайки в той трагедии нашего народа, которая разыгралась в XX столетии. Нынче мы всё больше слышим, каким мудрым правителем был отец народов. Конечно, пишут (как и в советское время писали), были ошибки, недочеты и перегибы, но в целом…
Но в целом отсутствие исторической памяти оборачивается предательством памяти тех, кто пал от рук сталинских и гитлеровских палачей. И ведь преданными оказываются не какие-то древние скифы – это наши деды и прадеды, бабки и прабабки. И если постсоветские люди готовы отречься от своих вовсе не далёких предков, то о каком будущем нашей страны можно думать? И если наш «православный» народ настолько не ценит человеческую жизнь – могут ли эти люди считать себя учениками Христа, отдавшего свою жизнь за многих?
Простите меня – я не могу писать красиво. Волга впадает в Каспийское море, лошади кушают овёс и сено, нужно учиться на своих ошибках, без прошлого нет будущего… Всё это прописные истины. Но видимо, не для всех.
1941–1945. Можем повторить? Легко.
На этом все...
Хотят ли русские войны...
В завязке?
